Форум » Поэзия » Геннадий Кононов » Ответить
Геннадий Кононов
Исаева Людмила : Геннадий Владимирович Кононов Родился 30 сентября 1959 года в городе Пыталово Псковской области. Закончил Псковский педагогический институт филологический факультет. Работал в начале и в конце преподавательского пути учителем русского языка и литературы в общеобразовательной школе. Один год был рабочим на заводе. Около 15 лет - преподавателем и воспитателем в школе для глухих и слабослышащих детей в г.Пыталово... Год - методистом в Управлении образования Пыталовского района. Но канцелярская работа показалась скучной - вернулся к преподаванию. Однако, своим призванием и смыслом жизни Геннадий Владимирович считал творчество. Он оставил потомкам около 2 000 стихов, полтора десятка повестей и загадку - тайну познания мира через образы... Публиковался при жизни в журналах «Русская провинция», «Юность», «Литературная учеба», в альманахах «Истоки», «Третье дыхание», «Скобари», «Приют неизвестных поэтов», в газетах «Литературная Россия», «Трибуна» и др. Многие стихи положены на музыку и стали образцами русского романса ХХ века. Фото Ольги Пятковской Возвращение. Там, где осень и полёт паутинок, там, где юность и ночная вода, я не верю в лак рекламных картинок: познаётся всякий сад по плодам. Там, где небо чуть повыше деревьев, там, где храмы так прижаты к земле, отыщу когда-то брошенный жребий в золочёном по краям сентябре. Я писал сюда в минуты бессонниц, только зря: на небесах адресат, и пролёты белокаменных звонниц опустели много вёсен назад. Отрешенные, как звёздные ночи, как беседы у чужого огня, Богоматери Любятовской очи навсегда заворожили меня. Над церквами луч закатный взметнулся. Рядом с этим всё дешёвка и тлен. Здравствуй, город, я вернулся, вернулся, я целую плиты царственных стен.
Беглая горожанка: маэстро пишет: Просто мне нравится творчество Ван Гога, Есенина, Пушкина и Высоцкого. Ну как же так! Они же пьяницы, развратники и дебоширы! Ван Гог - псих, ухо себе отрезал! Посмотришь на его картинки - и сам рехнёшься! А Высоцкий - ваще наркоман. Как такое может нравится? Это преступные стихи, они ведут к разложению общества! НЕ ПУЩАТЬ! Люда, выложи, пожалуйста, что-нибудь из прозы Кононова. Рассказы у него - чудесные...
Исаева Людмила: маэстро пишет: И мне показалось не уместным сравнение. Думаю, показалось... Предметного разговора по текстам Вы не предложили. А только огульное охаивание - кто же так свою позицию в творчестве отстаивает? Вы вполне могли расходиться во взглядах с Кононовым. Ничего нет в этом предосудительного. Но интереснее аргументированное несогласие, подтвержденное конкретными текстами. Если и обобщения (сравнения) - то с конкретными примерами тех авторов, на которых ссылаетесь... Например, примеры из нескольких произведений... Есенина... Или Высоцкого и Кононова? Почему бы нет?.. По тексту одного и другого - для детального рассмотрения. Тогда понятно станет, за что Вы не любите Кононова, и за что уважаете поэзию Есенина или Высоцкого?... А Пушкина Вы давно читали?... Что именно? Интересная деталь... в Пушкиногорской типографии была напечатана самая первая подборка Кононовской Пушкинианы... Это было 12 произведений пушкинской тематики со смешным названием "Издранное". Друзья сделали такой подарок к 33-летию Геннадия, брошюру, обтянутую обрезком штофных обоев из музея Михайловского, где проходили тогда реставрационные работы... Я с удовольствием, без всякого напряжения, включусь с Вами в обсуждение... А то какая-то деструктивная особенность образовалась - зайти в тему, где ничего не интересно, обхаять и удалиться. Я говорю это не только Вам. Зачем, тогда, спрашивается, заходить?!!.. (Вопрос риторический. Не принимайте его только на свой счёт, пожалуйста). А это из Пушкинианы: Геннадий Кононов В запущенном саду, терзая и лаская, ночная синева взыскует колдовская. Пока ты слышишь ночь и соловьев тирады - ползет сырой рассвет цыганом - конокрадом. Когда шагнешь в туман, попробуй оглянуться: тюльпаны, словно гимн, во мгле ночной взметнутся, напоминая вновь в тиши полурассвета, как подобает жить и умирать поэтам. Стихи прозвучали как романс на фольклорном фестивале в Польше, в исполнении друга Гены Вадима Андреева. Там же были переписаны мамой одного юного дарования Ратмира Белого, участника телеконкурса "Утренняя звезда", который дошёл до пулуфинала именно с этой песней (из-за мутации голоса в финале не участвовал)... Один из членов жюри, не безызвестный Олег Газманов, сказал тогда: "Давно на передаче "Утренняя звезда" не было такого содержательного текста и такой замечательной музыки..." - как-то так.... Есть перекличка у Кононова и Сергеем Есениным?.. Есенин: Если крикнет рать святая: «Кинь ты Русь, живи в раю!» Я скажу: «Не надо рая, Дайте родину мою»... У Кононова: "...медный день раскаленно звенит в ушах, засыпая песком очи, исчисляя в молекулах и в рублях все пустое, что не приемлю. Хороши васильки в небесных полях, только я предпочел землю..." А уж с Высоцким - есть ли хоть какое-то сравнение?... В принципе, этого сходства и не должно было быть. Разные вкусы. Другое время. Различные взгляды... Когда Владимир Семёнович ушёл, Геннадий Владимирович только начинал свой творческий путь... Тем не менее, кто-то сходство и тут нашёл! Из обсуждения стихов Г.Кононова после прочтения их в Рунете: http://1001.ru/arc/isaeva/issue11/ "На сайте совершенно случайно. К творчеству имею кое-какое отношение, архитектор, но жизнь моя до сих пор протекала в обход поэзии. Мне всегда хватало внутренней творческой самореализации. Начал читать стихи через силу, медленно, беззвучно, с расстановкой, по нескольку раз возращаясь,перечитывая абзац за абзацем, как будто пытаясь настроить давно стоявшую в углу запылившуюся гитару, нащупать резонанс. И вдруг совершенно внезапно, мой внутренний голос, до этого робко, как бы по слогам, произносящий слова, вдруг неожиданно стал приобретать тембр голоса Владимира Высоцкого, и чем дальше, тем больше. И вот, наконец, голос Владимира Высоцского и гитара зазвучали вместе, во всю силу... Да, это была ВСТРЕЧА !!! Низкий Вам поклон!!!" Простетов Владимир Леонидович http://1001.ru/articles/post/6777 http://1001.ru/arc/isaeva/issue11/ Для тех, кому лениво читать - можно послушать в качественном исполнении В. Луцкера: http://politao.gondolier.ru/#17.12.15
маэстро: Исаева Людмила пишет: Зачем, тогда, спрашивается, заходить?!!.. Людмила, если бы Вы не выставили мое мнение о стихах Кононова, которым я поделился с Вами в личке, на всеобщее осуждение, я бы в теме и не высказывался. Исаева Людмила пишет: И я с удовольствие, без всякого напряжения, включусь в обсуждение... Я с удовольствием выключусь из этого обсуждения.
Исаева Людмила: маэстро пишет: Людмила, если бы Вы не выставили мое мнение о стихах Кононова, которым я поделился с Вами в личке, на всеобщее осуждение, я бы в теме и не высказывался. Я их выставила, не указывая авторства. Если продолжение неприятно - Вы могли не продолжать и не признаваться в своей причастности. Тайна была бы сохранена. Только, чести ради, скрыто сказать необоснованные вещи - можно?!! А открыто и аргументированно порассуждать об этом - выходит, затруднительно?.. Вы высказались, не дав мне шанса заступиться за мне дорогую и понятную поэзию. Адекватно ли это? Я же не против Вашего вкуса. Если уж Вы проявились (тайно или явно) - то хотелось бы вывести дискуссию на предметный разговор, с доказательствами Вашей позиции, ссылками на конкретные тексты. Где аргументы по текстам Кононова? В сравнении с Есениным, Высоцким. Пушкиным. Бродским. Мандельштамом... (или этих авторов Вы любите меньше?) Пока - голословные обиды, далёкие от сути литературной дискуссии и интересного общения... Уж, извините за прямоту. Вы же к этому, кажется, нас призывали - говорить честно и открыто? 25 ноября 2007 года в Центральной городской библиотеке состоялся вечер памяти поэта и прозаика Геннадия Кононова(1959-2004). В программе: - Слово писателя В.Курбатова. Представление книги: "Приют неизвестных поэтов (Дикороссы)"; - Чтение стихов поэта в исполнении А.Березова; - Презентация музыкального альбома "Про жизнь и про любовь" (1998). Поэзия Г.Кононова в исполнении В.Андреева (ПГПУ); - Выставка публикаций поэта из цикла "Издранное". Комментарий журналиста О.Пятковской. http://bibliopskov.ru/lira.htm
440Гц: Вечер памяти Геннадия Кононова 30 сентября 20012 года. г.Псков. Исполняет: Вадим Андреев и "взрослая" часть группы "Отцы и Дети" ПГПУ Татьяна Никитина - ударные, Елена Рогалёва - бас-гитара.
440Гц: "За гранью зари..." Стихи Г.Кононов. Исполняет Вадим Андреев. 30.09.12.г.Псков
Исаева Людмила: Вечер памяти Геннадия Кононова 30 сентября 2012 года. г.Псков. Три друга: Вячесла Козьмин, Вадим Андреев, Геннадий Кононов, первая половина 90-х... Кононова (Исаева) Людмила, Геннадий Кононов, Вячеслав Козьмин, Вадим Андреев, 1993г. ВАДИМУ АНДРЕЕВУ Ад - фабрика зеркал, и в мире внешнем есть отблески от плоскостей нездешних: власть, слава, деньги, мании, пороки и прочий яркий мусор жизни грешной. По бедности, в духовном перегибе ль, немые, замороченные рыбы, мы бешено к блестящему стремимся - как щуки, что с блесной глотают гибель. Она блестит боками золотыми, покуда, задыхаясь запятыми, пишу я текст для странного концерта собрату, вопиющему в пустыне. И крутится судьба магнитной лентой, и мается душа, полураздета, и падает во сне моем холодном февральский дождь над Соротью и Летой. Геннадий Кононов 30 сентября 2012 года Геннадию Владимировичу Кононову могло бы исполниться 53 года… Ранее в этот день или в ближайшие, после тридцатого, выходные к поэту собирались его самые близкие друзья. Когда Геннадия не стало, друзья, как бы по инерции, ещё стягивались несколько сентябрей на литературно-музыкальные посиделки памяти дорогого друга в его родном городе Пыталово. Через некоторую паузу встречи продолжились в Псковском Пединституте - теперь университете ( ПГУ) - альма-матер Геннадия. В ПГУ на кафедре русского языка с 1984 года преподаёт институтский друг Геннадия Кононова Вадим Андреев. Вадим Константинович - кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и музыкант - десять лет назад организовал при своём тогда ещё институте беспрецедентную рок-группу «Отцы и дети», уникальный коллектив из студентов и преподавателей, совместно музицирующих в неожиданном жанре. Они поют, как сами представляются - филологический рок, аранжируют и исполняют песни на стихи классиков: А.С. Пушкина, А. Фета, И. Северянина, И. Бродского, Федерико Гарсиа Лорки, и современников - Вячеслава Пасенюка, Геннадия Кононова. Благодаря преподавателям филфака, стихи Геннадия включены в научно-методические вузовские пособия, в частности, по филологическому анализу художественного текста, чтобы в том числе и таким образом, во время разбора и анализа, они запоминались и расходились… В последние годы поэзия Геннадия Кононова стала темой выпускных дипломных работ студентов ПГУ и культпросветучилища. В тематике - образ России в стихах Кононова, поэтика, метафорика и образность поэзии Г.В.Кононова. Ко Дню рождения, теперь и памяти, друга-поэта, выпускника этого института, Вадим проводит для студентов и коллег-преподавателей музыкальные концерты-отчёты. В этот раз близкие друзья и почитатели творчества Геннадия Владимировича собрались в Пскове в отдельном зале кафе «Сундук». 30 сентября было необычным не только для нас, но и для природы. После ливневого дождя над городом раскинулась двойная радуга - для позднего сентября явление нечастое. Организовал встречу Вадим Константинович Андреев. В зале были только приглашённые гости – почитатели таланта Геннадия Кононова и небольшой круг лично близких Гене людей, кому удалось выбраться и приехать из разных уголков области. Музыкально-литературный вечер сложился весьма живо и органично. Проникновенно декламировали стихи Геннадия Кононова студенты третьего курса филфака. Сам Вадим Андреев прочёл несколько знаковых для него стихотворений, спел ряд новых и прежних, полюбившихся слушателям, уже традиционных для наших встреч романсов на стихи друга. Повеселила участников вечера шуточная поэма «Ольга» на языке современной молодёжи. Татьяна Геннадьевна Никитина, профессор ПГУ, доктор филологических наук, по совместительству участница группы «Отцы и дети» - когда-то выпустила «Словарь молодёжного сленга» и подарила его Геннадию. Гена не преминул тут же воспользоваться им, чтобы поэкспериментировать со словом и написал, четырёхстопным ямбом, на молодёжном сленге, поздравительную поэму ко Дню рождения журналистки Пыталовской районной газеты «Наша жизнь» Ольги Пятковской. О своей инициативе по распространению стихов Кононова в интернете рассказал член псковской писательской организации (в которую Геннадию Кононову влиться так и не довелось), поэт Артём Тасалов. В 1997- 98 году, после почти двадцатилетней работы в стол, когда Гена делал первые робкие попытки приоткрыться литературному сообществу, критик и литературовед Валентин Курбатов принёс стихи Кононова для знакомства в Псковское региональное отделение Союза писателей России. Мэтры-поэты морщились и раздвигать свои плотные ряды не торопились. Самостоятельных книг у Г.В.Кононова не было, да и публикаций – раз, два и обчёлся. …Какой же ты «член…», если ещё не признан? Не доверяли ли они своей интуиции, или это была элементарная ревность и зависть – что теперь гадать? Тем более, что Гена и сам туда не особенно стремился. Но об этом на данной встрече говорить не хотелось. Сохраняли светлую ностальгию о жизнерадостном поэте и хорошем человеке. Кроме сольного исполнения романсов Вадимом Андреевым под гитару, прозвучали интересные рок-композиции из репертуара «Отцов и детей», по-преимуществу, на стихи Геннадия Кононова. В «Сундуке» на этот раз играли и пели лишь «отцы» рок-группы: Вадим Андреев - акустическая гитара, вокал, Татьяна Никитина – ударные, Елена Рогалёва – бас-гитара. Елена Ивановна – зам. зав.кафедрой, доцент, кандидат педагогических наук. Вместе со стихами мне предоставилась возможность прочесть творческий трактат писателя «Арс-поэтика», который когда-то вышел в одном из номеров «Склянки Часу». Рассказала гостям, что в журнале публикуются не только стихи и воспоминания о поэте, но и, впервые, напечатана по максимуму проза Кононова – у почитателей его творчества есть возможность через интернет выйти на журнал и заказать себе номера с интересующими произведениями. А для читателей «Склянки Часу» была предложен необычайно интересный, на мой взгляд, цикл стихов по мотивам книги Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и иных странах», который был написан Геннадием Кононовым по просьбе Вадима Андреева, как либретто предполагаемой рок-оперы «Тиль». Собирательный герой средневековых нидерландских и немецких легенд, бродяга, плут и базарный жулик - в романе Костера обретает новый образ, родину: «Я родом из прекрасной Фландрии», любовь, следовательно, ответственность и все связанные с этим переживания: ярость угнетённого, горечь потерь и свою, жизнеутверждающую, философию. Он становится искателем правды, защитником родной земли, воином, страждущим справедливости. Дух бунтарства был близок Геннадию Кононову. Тиль привлекал своей творческой неуёмностью. Уленшпигель у Костера говорит о себе: « […] Я и живописец, и крестьянин, я и дворянин, я и ваятель. И странствую по белу свету, славя все доброе и прекрасное, а над глупостью хохоча до упаду…». В «Легенде…» много судьбоносных превратностей и мистических метаморфоз, через призму которых преломляется сознание и поступки героев, восстанавливается подлинное отношение к вечным ценностям. Особенно Геннадия Кононова занимала идея перевоплощения Семерых, где Гордыня становится Благородной Гордостью, Скупость преображается в Бережливость, Гнев — в Живость, Чревоугодие — в Аппетит, Зависть — в Соревнование, Лень, не больше не меньше, как в Мечту поэтов и мудрецов… А восседавшая на козе Похоть способна стать высокой Любовью. Сам Гена называл этот процесс «перекидыванием монады» - то есть, под давлением жизненных испытаний качества человека, доведённого до крайности, способны поменять вектор развития и обрести свою противоположность. Под впечатлением от произведения Геннадий написал к предполагаемой рок-опере около двух десятков стихотворений под общим названием «Тиль» или «Мотивы Фландрии». Оперы не получилось, ввиду того, что тексты не срослись в последовательно развивающееся драматическое действо – необходимое условие для оперного сценария. Лишь несколько текстов исполняются самостоятельными романсами. Однако, как поэтический цикл и авторское вИденье - он необычайно интересен. Читатели обнаружат во многих срезах средневековья сходства и параллели с проблемами нашего времени, не случайно в описание средневековых картинок автор, не без иронии, вводит отнюдь не средневековые эпитеты. Надеюсь, поклонники «Легенды об Уленшпигеле…» оценят данное поэтическое воплощение по достоинству. Помните, из Предисловия, монолог совы: «Вы придумали другое объяснение: Ulen (вместо Ulieden) Spiegel - это, дескать, ваше зеркало, ваше, смерды и дворяне, управляемые и правящие, зеркало глупостей, нелепостей и преступлений целой эпохи»... Геннадий Кононов Тиль или Мотивы Фландрии. 1.Совы Тот в каталажке, тот в бегах… В особняках – уют. Убийцы в мягких сапогах умело гнезда вьют. И шлюхи в кабаках снуют, и нищим камни подают, и тормозную жидкость пьют у храма, в двух шагах. Тяжелый, медленный рассвет. Дрожащая листва. Сквозь камень, сквозь похмельный бред пробилась ты, трава. Чеканит шаг солдат-сова, молчит в ночи стукач-сова, и учит жить монах-сова, и сходит жизнь на нет. 2. Рожденный в сорочке Темною ночью ты был зажжен как пламя, сын мой, рожденный в сорочке, в городе Дамме. Летнею ночью пахло цветами шибко. Благоуханный боярышник тлел пушистый. У работяги нет ни гроша в кармане. Весь я – сплошное сердце, где шрам на шраме. Стар начинать с нуля я, но ты попробуй, сын мой рожденный в сорочке, в городе Дамме. 3. Ритуал Под рваным отца плащом был мальчик дождем крещен. Дорожный седой песок, святая вода и соль. И лужа - его купель, и облако - колыбель. 4. Акробаты В домах полно детей и блох, а на лужайке возле рынка ослы жуют чертополох, играют скрипка да волынка. Народ, спеши сюда скорей. Здесь юность розова, и часто тела фламандских дочерей хохочут, глядя на гимнаста. В домах полно детей и блох, мужья в загуле, вяжут жены, и на канате пляшет бог, в пруду зеркально отраженный. 5. Еда Индюшек жирные зады и телеса окороков… Фортуна любит молодых, но деньги любят стариков. Отцам пора уж помирать, а детям – время пить и жрать: вино под нежную сардинку, великолепную грудинку, бананы, яблоки и сливы, бифштекс, коньяк, салат и пиво, подливу с ляжкою свиною, икру, угрей и заливное – о да – из толстого налима. О, три флорина! Сияет истин вечный свет и в ветчине, и в пироге, но скоротечен блеск монет, как жизнь поленьев в очаге. Отцам – копить и собирать, а мы, конечно, будем жрать: котлы, жаровни и бутыли, девичьи груди налитые, хмельное, жирное, густое, высоконравственность устоев, слонов, китов, медведей, зайцев, монахов сморщенные яйца и всё, что непереваримо. О, три флорина! О да – еда. 6.Ночью Ночью в оглохшем городе жизнь не такая скверная. Спят палача подручные, слуги закона верные, спят дураки чиновные, спят рогоносцы важные, спят сребролюбцы тощие и стукачи присяжные. Молятся Богу грешники, бдят со свечою книжники, воры да заговорщики шаркают по булыжникам. Я же сижу как паинька и поддаю, как водится. Кончился сон мой, светлая галльская Богородица. Мнится мне, что наёмные плотники ржут как лошади, что молоточки стукают в такт на безлюдной площади. Видятся цепи звонкие, да и другое многое… Я поддаю, да голую шею рукою трогаю. Удаль моя разгульная кончилась, не воротится, висельников заступница, галльская Богородица. 7. Белый порошок Горит очаг, коптит свеча, все будет хорошо… Подружка, темное вино и белый порошок, и затяжной, как стон во сне, провал или прыжок. ты видишь вижу я как в черных водах мертвый лед шуршат в ночи века сжимает льдышку тыщу лет горячая рука пока на камень хладных скал я падаю виском струится время вверх и вниз безжизненным песком ты видишь вижу я как снег и век течет песок но сон уже другой вот на престоле Князь Весны прекрасный и нагой шатаясь пьяные леса сосут земли вино над ними сеть из звезд и солнц в них кривоногий гном что соки пьет ночь напролет жуя гнилье колод древесный дух корнями рта целует лоб болот полет зеленых огоньков и пыль далеких звезд ночные феи лепестков в плащах цветных волос и начался отсчет времён с великого нуля и дух дождя покрыл поля и зачала земля ты видишь вижу я подружка белый порошок и темное вино жизнь оплодотворяет смерть мир стар и юн равно блажен уснувший свят кто пьян и счастлив кто нашел подружку темное вино и белый порошок 8. Песенка Неле Догорела моя звезда, мне оставив лишь боль без меры. Друг мой милый, ты опоздал, серый рыцарь со шпагой серой. Поваляться б с тобой в траве под высокою колокольней, но сверчок в пустой голове напевает мне: больно, больно. Где ты, рыцарь, в каких краях? Скоро ль милого ждать мне в гости? На свободу душа моя рвется, с хрустом ломая кости. Исковеркал меня недуг. Поднимается боль, как брага. Я давно уж не сплю, мой друг, серый рыцарь с кровавой шпагой. 9. Образ жизни Здесь дорог хлеб, недешево вино, на двадцать жоп лишь пятеро штанов. Как Божий глас, здесь звон монеты медной, и нету мест на кладбище для бедных. 10. Серенада Надежней копилок, приятней прощаний и брюха поповского много святей поля поцелуев, поля обещаний, где девы красивых находят детей. Пугают нас адом, но это не нОво, мы слышали много такой чепухи. Монах толстопузый за пинту двойного на тысячу лет нам отпустит грехи. До первых лучей пусть продлятся объятья. Мне сладко, красотка, с тобою грешить. Так падай к ногам, белоснежное платье, во имя спасенья невинной души. 11.Возвращайся Для преданного друга, как ни горько, едва ли у меня найдется корка. Сидел бы в будке, сторожил бы клетку, жрал вкусные хозяйские объедки. Ну, куда тебя черт понес? Возвращайся к хозяину, пес. Мой вшивый брат, теперь везде на свете нас ждут тюрьма, побои, стылый ветер. Хоть хороши таверны и бордели, но жрать тебе придется раз в неделю. Ну, куда тебя черт понес? Возвращайся к хозяину, пес. 12. Под снегом Качнулся снег в окне и замер. Пока Писание листаю, на отсыревших стенах камер, как плесень, петли вырастают. Зима проклятая все длится, и третьи сутки снег валится. Я пью, но пьяным не бываю – в сухой песок вино уходит. Я неустанно убиваю, но вечно жив король в колоде. Лет через тыщу, как сегодня, чугунные мордовороты сукном ночным и преисподним опять затянут эшафоты. Снег будет падать на дорогу, и слабые - забудут Бога. 13. Поединок /баллада/ Дождь чуть моросил на простуженный вереск, и тучи метались, подолы задрав. Сошлись на поляне стрелок Уленшпигель и доблестный рыцарь барон Розенкрафт. Отвагой блистая и доблестью духа, сошлись они, тяжесть похмелья поправ. Прекрасною Дамой им стала сивуха: в дележке спиртного был строг Розенкрафт. Исход поединков рассчитывать глупо. Надежду оставь, как говаривал Дант. О, поле, где вороны грают над трупом!.. Но вот помочился в кустах секундант, стряхнув пару капель у древней лачуги, чихнул, Розенкрафта и дождь матюгнул, проверил кинжалы, исправность кольчуги и смело ширинку свою застегнул. Готовы к сраженью соперники были. В плюмаже цветастом (ну вылитый панк!) пьянчуга-барон восседал на кобыле, покрытой бронею, как натовский танк. Вонючую жижу хлебала из лужи кобыла, увязнув в земле, как во зле. Но Тиль Уленшпигель смотрелся не хуже, в рванье разодет и верхом на осле. Осел был дворянских кровей, вероятно, и ребра его распирали бока, и юбкою шлюхи в сомнительных пятнах покрыт был блохастый товарищ стрелка. Ведь Тиль понимал в совершенстве и букву, и дух поединка. Прекрасна была и палица (вилка, вонзенная в брюкву), и в правой деснице большая метла. - Барон, столь известный масштабами пуза, покинет нас, гёзы, теперь навсегда. Известно, что этот смердящий огузок в бою не увидишь в передних рядах. Охотно он лезет лишь в пьяную драку. Клянусь я мошонкой осла моего: придется мне выложить этого хряка, обрыдла, как триппер, мне рожа его. - Быстрей, чем бутылка бургундского пьется, быстрей, чем потом вытекает моча, душа алкаша к небесам вознесется! – на это барон Розенкрафт отвечал. Любезный читатель, представь эту схватку – ужель не шелОхнется сердце твое? Сошлись. В бога душу! Блеск стали был кратким, и в брюкву, как в брюхо, впилось лезвие. Не дал мне Господь вдохновенного дара сей бой описать – мы сидели в тылу… Стрелок отбивает удар за ударом и в глотку барона вонзает метлу! ……………………………………………….. Лились на поминках и вермут, и херес, а после, в тиши многолистных дубрав, смеясь добродушно, валились на вереск тяжелые шлюхи, подолы задрав. 14. Жалоба Ламме Уж пора бы дом и очаг обресть, и помягче жену, ей-Богу! Мне тоскливо... Должен я пить и есть, а не грязь месить по дорогам. Хватит, сын мой, шататься, искать рожна. Эфемерно на брюхе сало, да и кожа моя чересчур нежна для дубины, стрелы, кинжала. Чтоб инако мыслить, я, право, глуп. Рекам крови и пушек грому предпочел бы с мясом горячий суп человек моего объема. Я рожден, чтобы жить, ковырять в носу, гладить бабу и спать без страха, не блуждать, как потерянный пёс в лесу, меж костром, петлею и плахой. 15. Антверпен Здесь в августе женщин соски – как малина, и всякий бочонок почат. Каналы струятся, как старые вина, червонцы и цепи бренчат. Антверпен! На шумных твоих перекрестках веселье вселенских торгов, и нож пробивает дубовую доску за двадцать шагов. Меняет монету еврейское гетто, и зелень уже не нова. Ковры, гобелены, кончается лето, алеет каштанов листва. Антверпен! На шумных твоих перекрестках на выбор – Мадлен и Марго, и нож пробивает дубовую доску за двадцать шагов. Из тьмы погребков выплывают синдбады. Свет, шелест шелков, как во сне. Торговые лавки, товарные склады, и лучшие бл…ди в стране. Шерсть, золото, книги, сережки, подвески, от кухонь и копоть, и гарь. Трепещут от бриза в домах занавески, качается красный фонарь. Антверпен! На шумных твоих перекрестках есть всё, окромя дураков, и нож пробивает дубовую доску за двадцать шагов. 16. Пьющие с утра Дворцы в фальшивке позолот. Туман. Каналы. Очень рано. На страже ангел у ворот и в стельку пьяная охрана. Рассвет – начищенная медь. Уже свершились все зачатья. На миг притихла даже смерть, ждет, как любовник под кроватью. И вишни за ночь у реки наряд свой белый поменяли, и розы ночью лепестки в навоз бестрепетно роняли. Паук уже раскинул сеть и методично убивает. Воронам жирным не взлететь, а мы - сидим и выпиваем. 17. Проповедь Ламме. Взгляни на себя. Как покойник, ты мрачен и бледен, и пьян, как свинья, и, как крыса церковная, беден. Весь мир обойди – не встретишь такого урода. Для жизни иной нас сОздали Бог и природа. Чтоб душу спасти, должны ли глотать неустанно бобы, ветчину, сосиски, котлеты, сметану? Князь хлещет вино и жрет каплунов. Нас надули. Мы ружья куем и льем бесполезные пули. Пасутся стада. Растут неуклонно надои. Мы ж - сыты враньём, молитвами и водою. Согнулись сады. Плоды собирай, не мешкай. Смотри – на полях колышется рожь в насмешку. Когда перемрем, твердить матерям не стыдятся: «Наделайте новых, а эти уже не годятся». 18. Сонет Коль всё вам пресно, смешно, постыло, коль ваша юность сдана в утиль – придите, ждет вас веселый Тиль в стране веселья, где звон бутылок. Там кружка с пивом у Ламме в лапах, там каплет сало на плешь золы, кипят наполненные котлы, витает святый жаркого запах. … А за окошком черно и голо, туманы, слякоть, доносы, голод, и возле храма, в тени креста все ярче, жарче костры пылают, все злее, громче овчарки лают, все выше – головы на шестах. 1988 г.
Исаева Людмила: Диагональный роман. Андреев-Кононов Выступление Артёма Тасалова о работе с творчеством Геннадияи Кононова
440Гц: Вадим Константинович Андреев.
440Гц: С наступающим праздником Светлой Пасхи! Два стихотворения на эту тему из Г.Кононова: ПОСТ К весне он сник и выбился из сил: на деньги год неурожаен был. Лишь ширилась в карманах пустота в последний день Великого поста. И солнце отощавшее вставало да облака жевало над рекой. Бумажек и на хлеб недоставало, а он мечтал купить себе покой. ПОКА (ПАСХА) Пока весенний колокольный звон расходится над городом кругами и Пасха пахнет сном и пирогами, я вижу мягкий свет конца времен. Пусть говорят, что огнь неугасим, и карами пугают нас напрасно. Я знаю: все на свете станет ясно, когда с небес на землю поглядим. Сквозит в окно процеженный рассвет, и поп с дьячком, пожалуй, разговелись, и, затрещав, предельно разгорелись те несколько свечей, сходя на нет. Мы бытия читаем буквари и задаем ненужные вопросы, пока бредут ко всенощной березы, как девушки, мерцая изнутри. А жизнь тасует души и тела. Ей все едино, дряхлой: вечность, миг ли. А мы не понимаем, мы привыкли, что в празднике - любом - есть привкус зла. Пока весенний колокольный звон расходится над городом кругами, я вижу мягкий свет конца времен…
Исаева Людмила: Сегодня Троицкая вселенская родительская суббота. В этот день: поминают усопших, подают заупокойную записку... Сегодня, 22 июня 2013 года - день памяти по погибшим в ВОв и день скорбления по поэту Геннадию Кононову... 22 июня 2004 года перестало биться сердце большого, редкого поэта. ....Кто-то из великих сказал: Стать выше себя не просто И всем по плечу едва ли. Но все мы такого роста, Какой потолок избрали. Гена избрал для себя наивысший творческий потолок - бескомпромиссность в выражении собственных чувств. Мне довелось слышать диаметрально-противоположные мнения о сути поэзии Кононова, в то же время совсем равнодушных - не было. Собственно, этой целью и задавался сам поэт - расшевелить сонное общество. А методом воздействия он избрал авторский бунт против заскорузлости, пошлости, однообразия... Геннадий по своей природе был честным человеком, его нервировали малейшие компромиссы и уступки с самим собой, особенно - в поэзии. И степень его искренности выдержала проверку временем. Судите сами. ПАСТОРАЛЬ Прохлада сада, пчел гудение, стихи, сирень в начале дня... Зеленый остров Вдохновения, ты все еще хранишь меня. За рекою в полях простор, за рекой по ночам костер, за рекою заря светла и тепла как зола. Зеленый мир под синей крышею, в твоем песке следы подков. Как грусть о давнем и несбывшемся, прозрачны лица облаков. Это только начало дня. Ничего не хочу менять. Я еще упаду в траву. Я еще поживу. В той сказке много недосказано. Сентябрь смиряет прежний пыл. Но, муза лета сероглазая, я ничего не позабыл. Свежей, чем в первый день творения, распахнут утренним лучам зеленый остров Вдохновения - моя последняя печаль. * * * Ангел крест в небесах задевает крылом, а внизу, где жарища и облако пыли, - свист автобусов. "Горы Святые, шалом!" Я повернут затылком к великой могиле. Здесь на плиты бросают цветы по пути, и обрывки газет ветерок подметает. Я повернут. Затылком. И надо идти. Пусть насмешливый дух над толпою витает. В этот знойный, зеленый полуденный час, незаметно шагнув из своих измерений, он присядет, свободный от тела, меж нас, меж случайных прохожих в случайное время. ПРЕДУТРЕННИЙ ТЕКСТ И похмелье, и смерть, и разрыв, и семья - всё становится с возрастом легче, друзья. Ваш покой нерушим: хоть позор, хоть фавор. - Не пошли бы вы на хрен, - и весь разговор. Из лекарств остается один алкоголь. Слева - вовсе не сердце. Фантомная боль... У соседей сейчас самый сладостный сон... Отрешись. Не кивай головой в унисон, не ищи человека, как тот, с фонарем, не подначивай женщин, не спорь с главарем. Денег больше не станет, хоть снится дерьмо. Сбрось с измученной шеи хомут иль ярмо. С чистой совестью особей ты не встречал, хоть они и стремились к Началу Начал. Не печалься и стой на своем рубеже, иль топчи перекрестки - светает уже.
Исаева Людмила: * * * Темнеет роща, видима едва. Мягка на ощупь ночи синева, и дом окутан теплой и живой новозаветной этой синевой. Струятся воды. Мир природы прост. Дай рюмке отдых, слушай шепот звезд. Речушки норма, логика куста точнее формул Будды и Христа. И не мешает воссоединить ту нить, где рядом "нет" и "может быть". ПОЛДЕНЬ Полдень подкрался, размеренный, сонный и лишний. Шанс твой упущен. Смотри. О пустом не тужи. Кротко, покорно осыпались белые вишни, липкой метелицей пух тополиный кружит. Все - тишина. Ирреально удушье пушинок. Возле истертых веками, обшарпанных стен тихо лепечет струя поливальной машины. Зной, и просвистана птицами синяя тень. Пьесу полудня читал я от корки до корки. Жаль, что не вспомнить ни жестов, ни слов, ни имен. Медленно падает блеклая роза с галерки, и улыбаются дамы прошедших времен. КАРДИОГРАММА Мы работаем, зло не считая за труд, и от пота сияет чело. Стрелки наших часов безнадежно врут. Сердце встало… Опять пошло… В полумраке , средь сумерек и воды, под луною блестит стекло. Здесь цветок отрицает свои плоды. Сердце встало… Опять пошло… Мы лишь тихие гости из мертвых царств. Нам в кромешной ночи светло. Спирт - ты знаешь - основа любых лекарств. Снова встало… Опять пошло…
Исаева Людмила: Беглая горожанка пишет: Люда, выложи, пожалуйста, что-нибудь из прозы Кононова. Рассказы у него - чудесны... Геннадий Кононов Смерть Мурзика Журнал "Склянка Часу", №38 В конце декабря свистела над окаменевшей грязью колючая крупа, не скрашивая глиняных оттенков земли, неба, человеческих лиц. Над мертвой развороченной почвой дребезжали скелеты деревьев. Почва извергала новостройки жутковато-серых кирпичных бараков для молодых хозяев Нечерноземья. Машины летели в кюветы вместе с похмельными шоферюгами, визжали поросята, глина оттаивала от горячей крови, зеркала отражали несуществующее. В эту зиму Сергей Штольцман и Мурзик остались без Хозяйки. Шла неделя, вторая, и кот на собственной шкуре познал трагическую разницу между мужчиной и женщиной. Жизнь оскудела. Забившись в теплую духовку, он тосковал после жидкой похлебки, которую Хозяин именовал супом из овощей. Кот не любил Хозяина – тот был ленив, капризен и избалован. От него перепадали самые щедрые куски, но вслед за подачкой мог последовать выверенный удар метелкой. Теплые руки Хозяйки, варившей, бывало, дивную уху и сладострастно щекотавшей Мурзика за ушами, были надежней. Теперь вечерами Штольцман валялся на диване с сигаретой (что прежде не поощрялось), а кот возлежал у него в ногах на подушке (что в былые дни повлекло бы неминуемую кару). В один из таких вечеров постучали в дверь. Мурзик метнулся под стол и, уже оттуда, удивился: во-первых, самому стуку, а во-вторых, тому, что Сергей не изменил позы – лишь раздавил в пепельнице окурок и, не отрываясь от экрана телевизора, буркнул: «Привет». Хозяйка вернулась не одна. За ее спиной маячил рыжеволосый богатырь, неотразимо пахнущий парижским одеколоном. Так основательны были его плечи, настолько нездешне веяло уверенностью, что даже самостийный Мурзик пережил что-то вроде почтения и восторга. Появившись из-под стола, кот на всякий случай потерся о ноги Хозяйки. – Ну вот, Штольцман, – осторожно сказала она – познакомься, это Илья… – Штольцман, – усмехнулся Хозяин. И поднялся с ложа. Жалко он выглядел с гостем. Мурзик отошел – запах носков и засаленных тапок был слишком плотным. Сверху сочувственно смотрел богатырь. – Ну и грязищу развел… – привычно начала было Хозяйка и смолкла. – Раздевайтесь. Сейчас чайник поставлю… Как там Светка? – Впорядке. Она сразу освоилась. Сейчас с ней мама Ильи. В цирк собирались, так что нас не проводили… Здорова она, довольна, не волнуйся… Что в школе? – Ничего… Контрольную твои по алгебре завалили. – Тоже новость… Ужинал? Илья, достань, что там у нас… Богатырь начал вытаскивать из сумки пакеты. – Хлеб у тебя есть? Отлично. А газ?.. Вы покурите пока. Не комплексуй, Штольцман. Мы к вечеру уедем. Я книги возьму, если ты не против. – Ну, давай, Сергей… Гость был немногословен. Не спеша, разливал он по стаканам цветной иностранный алкоголь. На Штольцмана старался не смотреть и, похоже, чувствовал себя неловко. Хозяин же принял ситуацию как неизбежное и, возможно, последнее неудобство. Поглядывал на часы. Пили молча. Кот сидел на лежанке. Он охотно бы пошел к Хозяйке на кухню, где уже начинало вкусно пахнуть, – но чуял, что там ему не будут рады. Кроме того, Мурзик не выпрашивал пищу у человека. Он предпочитал красть. Кот родился в этом доме. Он был еще молод, когда учительская семья, отслужив положенное, то есть отдав три года ниве разумного, доброго и вечного, уехала из Бобылева – как многие семьи до нее. Мурзика решили взятьс собой, но кот скрывался в бурьяне и на зов хозяев не пожелал выходить. Их сменили Штольцманы. Мурзик вернулся в дом. Он нравился новой Хозяйке. Хищный и красивый, он жрал лишь свежее мясо или рыбу, пил только молоко и отличался великим талантом убивать крыс и птиц. С возрастом, однако, кот избаловался и охотился разве из спортивного интереса. Тогда, три года назад, старые хозяева все же вернулись за Мурзиком. У них была маленькая дочь, требовавшая кота – не какого-нибудь, а того самого, из деревни. И Мурзик попался. Искусанный мужчина не без труда запихал его в рюкзак и увез. Новая Хозяйка загрустила. Но через четыре дня, поутру, кот – уставший с дороги, свежевал в коридоре мышь из числа обнаглевших за время его великого странствия. Мурзика боялись петухи, дети, гуси и собаки. Не раз Хозяйка имела неприятные объяснения с соседями из-за передушенных им цыплят. Грозились пристрелить этого кота, отравить или повесить – но Мурзик был осторожен и хитер. Однажды он попался на месте преступления. Его поймал Коля Галкин, местный ветеринар. Коля хотел сгоряча утопить подлеца. Потом хотелось ветеринару сделать этого кота евнухом, но операция представлялась сложной ввиду отчаянного сопротивления Мурзика. Поразмыслив, Галкин нашел подходящую казнь. Он посадил кота в деревянную клетку для цыплят в глубине сада и повесил на дверцу замок. Мурзик сожрал всю траву в пределах досягаемости, пока Штольцман не обнаружил его и не выкупил за литр «Столичной». И, если бы пьяный ветеринар не проболтался о возмездии, настигшем рецидивиста, погибнуть бы коту от голода и моральных травм. Когда у Штольцмана бывали гости, Мурзик снисходил до игры, забирался на колени, даже ластился и мурлыкал, а когда подвыпивший гость расслаблялся и делал неосторожное движение, кот неожиданно впивался зубами в руку. Сергей всегда предупреждал об этом новых людей, но мало кто сохранял бдительность, пока на собственном опыте не убеждался: даже очень ласковый хищник опасен по природе своей. Свету он не кусал. Бывало, она тянулась ручонкой к роскошному хвосту, но Мурзик лишь сердито водил хвостом – недостойно для бывалого самца кусать жалкое подобие котенка. И, надо сказать, Света прекрасно его понимала: хвост оставался неприкосновенен. Мурзику иногда попадало от Хозяина. Битье метлой безболезненно, однако оскорбительно – и в один прекрасный день Штольцман столкнулся с совершенно мистическим фактом. Он намеревался, как обычно, поучить кота метлой. Мурзик, почувствовав униженье, метнулся в заднюю комнату. Сергей последовал за ним. Кота не было. Хозяин начал поиски, не упуская из виду окна и закрыв за собой дверь. Кота не было нигде. Матерясь, Штольцман несколько раз обследовал по порядку книжный шкаф, печь, стол, диван. Мурзик дематериализовался. С того дня, как только над ним нависала опасность, кот спасался в астральном мире задней комнаты. После нескольких неудачных экспериментов Сергей привлек к поискам жену. И окончательно убедился в том, что иные измерения существуют, а коты – не случайные спутники ведьм и колдунов. Штольцманы не раз проверили – Мурзик действительно исчезал. Но только в пустой комнате. Если Хозяин гнал его метлой, а впереди уже поджидала Хозяйка, кот сдавался на милость победителей. Секрет открылся неожиданно. Мурзик кормился на кухне. Сергей наклонился, чтобы положить в его миску кусок колбасы. Кот ухватил Хозяина зубами за руку – не со зла, а, скорее, по рефлексу. И бросился в свое укрытие, не дожидаясь расправы. Взбешенный болью и черной неблагодарностью Штольцман бросился следом. Обнаружив, как обычно, дематериализацию, он в гневе сорвал с кровати одеяло вместе с матрацем. И… встретился взглядом с Мурзиком. Оказалось, этот разбойник в прыжке цеплялся когтями за пружины старой железной койки снизу и прижимался к ним. Увидеть его, заглянув под кровать, было невозможно. Переждав опасность, Мурзик сваливался на пол и скрывался еще какое-то время – до полного исчезновения адреналина в крови хозяев. В комнате легли на пол перехваченные шпагатом коробки. Возле дивана валялся забытый Светланой Чебурашка. Люди и кот ели. Изредка звякало о рюмку горлышко бутылки. Наконец кончилась молчаливая вечеря. Хлопнула дверь. Загудел на шоссе автобус. Штольцман, отвернувшись от ветра, выплюнул окурок. Расписание качалось и скрипело. Апокалиптически возникал и удалялся за холмами столб света от фар автобуса. Господи, сниспошли взамен надеждам крепкий сон. Грея брюхо на лежанке, Мурзик изредка открывал глаза и глядел на Хозяина. Сергей поначалу читал в постели, потом поднялся, плеснул в стакан желтой жидкости из бутылки, выпил и уснул, не выключив свет. Дремал кот, спали все люди, а возможно, и мыши – не спала лишь большая фотография Хозяйки над письменным столом. Женщина стояла под деревом посредине осени и невесело улыбалась. Вокруг нее осыпались парки, а она не думала об очевидном: мол за осенью приходит зима, якобы понедельник – день тяжелый, а третьему лучше не прикуривать от одной спички, и нервные клетки нужно беречь, а по счетам молодости платят, в основном, одиночеством. Хозяин, возвращаясь с работы, сидел над книгами, пил отвратительно горький чай, спать ложился рано. Появился на кухне новый ряд пустых бутылок, потом еще один. О пропитании Мурзик теперь заботился сам. Наконец выпал снег. Ночью висели за окном театрально огромные снежинки. В доме царила тишина и запустенье. Мыши, к счастью, не перевелись. Со стола Сергей убирал по утрам, а ночью там закусывал кот. Дымили трубы, зубрили школьники, машины сновали днем и ночью. Штольцман периодически испытывал приступы отвращения и растерянности. Две предновогодние недели он не пил, из школы возвращался поздно, кормил Мурзика и молчал. По ночам, ухмыляясь, писал что-то в толстой тетради. Кот тоже не спал, бродил по квартире. Жили мирно. Вечером Сергей вдруг подошел к отрывному календарю, оторвал по очереди много листков и сказал коту: –Новый Год завтра. Дожили до праздничка. Пора нам вылизывать… И, вздохнув, пошел за шваброй. В последнее время Новый год в этих краях как-то не удавался. В декабре сыпался с жестяного неба дождь. С утра вечер вырождался в ночь. Надежды таяли. И даже оптимисты в конце декабря трезвели. Всё тонуло в липкой грязи: автобусы, деревья, стрелки часов, любовь. В предшествии одного такого Нового года мы приехали к Штольцманам в гости, как раз 31 декабря. Компания подвыпивших холостяков с подружками. Экзотики захотелось, и маленький автобус, отплевываясь грязью, привез нас в Бобылево. Вечеринка как вечеринка: объятия, поцелуи, цинично-рассудительные бредни, гитара, кофе, прекрасный флирт под коньяк. После боя курантов решили потанцевать в местном клубе. И пошли. Сергей же категорически отказался нас сопровождать, а мы не вняли его странной ухмылке. Новогодняя ночь была черна и зловеща. А каков оказался путь! Много раз мы все могли погибнуть в одной из ям и траншей, не замечаемых днем. Ноги вязли и скользили, кто-то ругался, девочки вскрикивали… Мы, конечно, не дошли. Вернулись на свет окон. Бесчеловечно требовать от городских людей мужества героев Купера. Впрочем, неизвестно, как чувствовали бы себя эти герои, доведись им прогуляться темной ночью по Бобылеву. Под утро, сгрудившись у печки, потягивали алкоголь, девочки затевали большую стирку. Днем пришел сосед Штольцмана по прозвищу Миклуха и поведал, опохмелившись, как он едва не погиб накануне – а ведь туземец! Дело было так. С вечера, откушав водки, Миклуха потащился к матери – закусить праздничным. По пути предстояло пересечь глубокую траншею. Он знал, что через нее перекинута хорошая доска. К тому же имел фонарик. Так что Миклуха шел уверенно, вопил песню о крыше дома своего. Достигнув траншеи и побродив туда-сюда, он обнаружил три доски. Протер глаза. Доски лежали рядышком. Миклуха плюнул, помянул маму Господа нашего, перечислил некоторые малоизвестные навыки куртизанок (ругаться этот парень был мастер) и пошел по средней. Он не ошибся – ноги ощущали опору. Однако Миклуху здорово покачивало. Чтобы ускорить опасный путь, он заторопился, оттолкнулся и прыгнул, ноги поскользнулись на глине, – ледяная вода сомкнулась над головой. Потом он долго и мучительно карабкался. Дождь не прекращался. Каждый раз после срыва Миклухе хотелось сдаться, но собрав силы он снова и снова делал попытки. Он уже и ругаться перестал, а потом и помолился, как умел – очень было холодно… Выбрался наконец. Пришел к маме уже трезвый. Ботинки, правый носок и шапка так назавтра и не нашлись. Самое главное, что и досок поутру он тоже не обнаружил. Ни трех, ни одной. Так повествовал Миклуха, а по стеклам стекали струйки уже новогоднего дождя. Теперь зима индевела лакированными открыточными пейзажами. Мурзик чередовал лежанку с духовкой. Дурное багровое светило зависало с утра над полями. Уходила лыжня к далекому лесу. Но Штольцман не зашнуровывал больше ботинок. Уже стояли наготове два чемодана. Кто-то слышал, кто-то догадывался, что у Сергея неприятности. Но – семьи, житейская замороченность, незавершенные дела, которые никогда не станут завершенными, служба, а главное – специфическая тактичность… о, эта тактичность – тема особая. Каждый ловит своих блох сам… Когда у тебя радость, пиши письма, приезжай в гости, и всякий порадуется с тобой. Когда наоборот – призадумаешься. Что за странная манера – демонстрировать себя на коне и чураться чужой беды?.. Двери открыты и заперты одновременно. В конце концов все обходится. Поутру Штольцман расстегнул большую сумку и предложил Мурзику: – Полезай. Кот настороженно отошел к лежанке. – Как знаешь. Ты свободен выбирать. Еду оставлю. Дней на пять… Дверь запирать не буду. И Сергей стал растапливать печь. Потом курил, жег бумаги и фотографии. Наконец просигналила машина. – Прощай, брат. Хозяин хотел дружески потрепать Мурзика по загривку. Тот извернулся и хвать Штольцмана за ладонь зубами. Сам шмыг под диван. –Вот скотина, – выругался Сергей и стал искать в кармане носовой платок. Обмотал руку. Открыл форточку и швырнул на улицу ключ. На лестнице загрохотали сапоги. Мурзик следил, как исчезали за дверью ноги и чемоданы. Потом вылез, скользнул в дверь. Побежал по тропинке в снегу. Грузовик Миклухи был уже далеко… Вернувшись через форточку, кот съел кусок сыру и спрятался в духовке. Дом был стар и с каждым годом выглядел все печальней. Когда-то в нем жили пограничники. Как все старики, он спал плохо. Летом на чердаке возились совы и летучие мыши, слышались скрипы, шорохи, порой – редкие тяжелые шаги. Зимой было тихо. Может, души покойных пограничников оставляли заставу, улетая с птицами к теплым морям. Кот лежал, слушал, как свистит ветер за окном. Утром Мурзик побродил по безлюдным комнатам. Под самодельным стеллажом он нашел упавшую книгу. Книга открылась на странице с цветной картинкой. На картинке рос приземистый дуб, вокруг дуба, на цепи, как поганый пес, бродил жирный черный кот-поросенок с хитрыми желтыми глазами. Мурзик фыркнул: карикатура ему явно не понравилась. Лежанка стояла неуютной. Дно и стенки духовки обжигали холодом. Еда закончилась. Мышей с каждой ночью становилось меньше. Кот не понимал, куда они исчезают. В конце концов он отправился на добычу по соседним домам. Добравшись по глубокому снегу до забора, Мурзик брезгливо подергал лапами, вскарабкался и осмотрелся. Азор, забившись в конуру, почуял, заворчал и смолк: холодно. Открылась дверь. Ирина Родионовна, хозяйка пса, вынесла дымящуюся миску. Просеменила валенками к будке. Пахло мясом. Азор вылез, сунулся мордой – горячо. Кот наблюдал. Азор был столь же славен в обществе собак, как Мурзик среди котов. Кормить его могла только хозяйка. Игорь, сын Ирины Родионовны, двигал еду к будке граблями. Правда, однажды пес едва не погубил свою репутацию. Случилось так. Тот же Миклуха на Пасху, позавтракав бутылкой вермута, поспорил с корешами, что поцелуется с Азором, как подобает православному христианину. Возле конуры он, конечно, пожалел о своих христианских чувствах, но отступать было поздно: на кону стояли три литра. Пес, захлебываясь, хрипел на цепи. Аве, Цезарь! Зрители притихли. Когда Миклуха подошел вплотную, испепеляя Азора взглядом, пес неожиданно умолк и юркнул в будку. Но человек стал неумолим. Он вытащил за цепь упирающегося и визжащего зверя и, перехватив пасть свободной рукой, расцеловал чудовище. В тот день слава пса отчасти померкла – однако повторить подвиг Миклухи желающих не нашлось. Мурзик ждал. Когда, по его рассчету, суп достаточно остыл, кот спрыгнул с забора и, выгибая спину, неторопливо пошел к будке. Азор замер. Рванулся. Над деревней завис оглушительный лай, переходящий в вой. Справа и слева поддержали соседские собаки. Мурзик прогуливался перед самой пастью. Когда скрипнула дверь, кот притаился за сугробом. Ирина Родионовна обругала дурака и скрылась в избе. Мурзик показался снова. Все тело его напряглось, краем глаза он следил, как медленно разгибается гвоздь, придерживающий цепь… Опасность была смертельной. Еще чуть-чуть – прыжок! – Мурзик на поленнице. Тщетно мечется и воет сорвавшийся пес, волоча по снегу цепь. Еще прыжок! Мурзик на крыше. Снова вышла Ирина Родионовна. – …твою мать! Игорь! Игорь! Не так-то просто отнять свободу. Пес оскалился и прижался к стене. Про кота он уже забыл. Пока хозяева уговаривали и пугали Азора, Мурзик жрал его похлебку. Дурные приметы выпали из карманов мира. То солнце всходило в три диска, то собаки таскали по дороге полусгнивший крест со старого кладбища… А еще…Но это увидел один лишь Мурзик. Утром, сидя на лестнице, он заметил мышь. Еда, тонко пища, сползала по ступенькам. Кот накрыл ее. Комочек, извернувшись, выскочил на снег. Хищник догнал, ударил лапой. Раненая мышь, встретившись бусинками глаз с немигающим мистическим взглядом Мурзика, умерла от ужаса. Он взял ее мягко зубами и оцепенел. По тропинке бежали мыши. Исчезали за сугробом. Еще одна стайка прошмыгнула, и еще… И почудилось коту, что еда поднялась над сверканием снега и полетела к солнцу. Нахлынула вдруг злобная тоска, сжалось кошачье сердце, Мурзик сжал зубы. Хрустнуло. Вкус крови успокоил, и, кажется, стало теплей. Скоро пришло время великого голода. Днем выла метель, утихала к вечеру, и вгрызался в дома и деревья мороз. В городах прекратили работу школы и детские сады. Люди двигались перебежками, греясь в магазинах. В заводских цехах между станками полыхали костры, в магазинах исчезла водка. А в Бобылеве вертикальные столбы дыма упирались в безжизненно-хрустальные небеса. Народ сидел по домам, греясь чаем и водкой. Только по ночам саднили душу ирреально-огромные звезды. Уцелевшие галки прятались в трубах. Деревья взрывались изнутри. Сады погибали. В эти дни Мурзик сильно простудился. Он лежал на твердом от мороза половичке, кашлял, как ребенок, и чуял, что кашлять ему осталось – кот наплакал… Хотелось жить. Вечером, на дрожащих лапах, он добрался до соседей. Сел в засаде. У Ирины Родионовны сгорело в чугунке вытапливаемое сало. Открыли на минутку двери, выпустить чад – и кот проник в дом. В кухне на столе он обнаружил хлеб, лук и внушительный кусок свинины. Слишком большой для кота кусок… Мурзик сбросил его на пол, спрыгнул сам и потащил сало на улицу. Но тут из комнаты вывалилась хозяйка: –Ах ты… Кот бросил кусок лишь тогда, когда усилия потеряли смысл. Он успел еще прошмыгнуть в дверь, но на снегу его настигло полено. Удар сломил заднюю ногу. –Мр-р-разь! – заорал Мурзик. Ирина Родионовна подняла сало и принялась очищать его ножом. А кот дополз до своего половичка и лег. В эту минуту Штольцман курил в туалете библиотеки. Сигарета была последней – как и трешка в заднем кармане. Затянувшись, он ощутил ворту вкус горящего фильтра, а в теле – озноб. Сергей бросил, что осталось, в писсуар. Ревматически ныла левая нога. «Заболеваю», подумал он и тихо попенял неизвестно кому. Штольцман спустился к реке и вышел на лед. Побрел по тропинке. Время тянулось, как жевательная резинка. Светились фонари на другом берегу. Кружилась голова, прилипла к спине майка… Наконец перешел. Стал подниматься на берег. Поскользнулся. Утоптанный снег вывернулся из-под ног. Полежал. Нашарил очки. Стекла целы. Пополз вверх. Медленно, на четвереньках. Поднялся. Розовая мгла застилала мир. И узрел Штольцман светлое беспредельное пространство, область свободы без трагических заблуждений, где нет вопросов, не нужны ответы… Он понял… Кто-то положил ему руку на плечо. –Перебрал, парень? Замерзнешь… Ты где живешь? Сергей встал. Ему хотелось жить, хотелось еще… линии окон наклонились, и Штольцман опять упал на снег. Люди в форме…машина…гудело в ушах. –Володь, да он вроде трезвый… –Точно, бля… Звякни в «Скорую». Мурзик сделал еще попытку. Он выбрался в сад. Там жила больная галка. Видел кот плохо. Гудело в ушах – как в тех деревянных ящиках летом… Он полз. Летать галка не могла. Только прыгала по насту. Они сделали круг у яблони. Разрыв между котом и птицей не сокращался. Мурзик полз терпеливо – что еще оставалось? Через час он загнал галку в яму, и сполз следом. Птица оказалась сильней. Она ударила кота острым клювом в голову и выпрыгнула наверх. Мурзик долго лежал. Галка тоже ждала – надеясь, что кот сдохнет, и она выклюет ему глаза. Не дождалась. Набравшись сил, Мурзик вылез и пополз к помойке. Быстро темнело. Кот забыл, как он ловил мышей, как нежился на лежанке, как любил кошек… Вечность полз он так, измученный голодом и болью, пока не забыл и своего имени. Мурзик засыпал, пробуждался и снова впадал в беспамятство и только скреб ногами наст. Помойка была пустынна, как лунный кратер. Снег уже не таял под брюхом. Но Мурзик еще жил. И узрел кот теплое зеленое лето. Сытое… Свисали сосиски, струилось молоко. Коты и кошки белые, рыжие, черные лакали молоко. Кто-то большой и сильный гладил его по шерсти… Мурзик поднял морду и заорал человеческим голосом. Вспыхнули и завертелись звезды и оборвались… Кто-то белый спросил кота: – Ваша фамилия?.. И поднялось ледяное светило, отразившись в больничных стеклах. 1984–1985гг
Александр: Сказанное Геннадием пленяет и появляется мысль - а какого лешего мне в голову не пришел такой же склад мыслей, а главное - ощущений?
440Гц: Александр, спасибо, как хорошо Вы говорите... Не много, кто осмеливается высказывать свои чувства к поэту, чаще - отмалчиваются, а если и говорят, то более негативные отзывы. Геннадий мыслит образами, метафорами, состояниями, а мы - более привыкли к линейно-прагматической оценке конкретных словосочетаний... Мне кажется, из-за этого сложности в понимании поэзии Кононова. Когда поэт говорит "налей, ...душа моя больна" - он не просит налить и напиться, он пытается сказать, что в безысходности жизни - любой порыв правомочен для продолжения её ( жизни), ибо мертвецы - не просят выпить, даже от отчаяния...
Исаева Людмила: Осень - любимая тема стихов Геннадия Кононова... *** За оградой кучи глины, тени вязов, пентаграммы георгинов. Воздух вязок. Мир, просторный и свободный. Вермут, осы, слёзы, крик гусей холодный, омут — осень. *** Как бы ни было, а продолжается жизнь. Мы прощаем, прощаемся, пьём за разлуку, И нагая селёдка на блюде дрожит В рыжем золоте масла и кружеве лука. Посошок на дорожку. Глотай и катись. Всё оплачено, даром ничто не даётся... А сады продолжают осенний стриптиз, И меж рамами блёклая бабочка бьётся. *** Чёрной свечкой сгорает моё поколение. Как водa, утекают года. Тело садом пропахло, в росе по колени я, и во мгле застывает звезда. Миражи безвозвратно иссякшего времени, что оставлено мной в дураках... Навалились туманы иным измерением, и сентябрь заметался в зрачках. Это — дао посёлков, тоска невесомая, пониманье до самого дна. Но мерцвет по-старому Сороть бессонная, и, как флейта, она холодна. *** Смотреть, как тают журавли в пустой безрадостной дали — забитый в тучу клин... И прекратить считать нули, и пить за линии Дали, за лилии долин... ОСЕНЬ ПИГМАЛИОНА 1 Круг замкнули года и суда возвратились из странствий, Поломались игрушки, матронами стали подружки. В нежилых помещеньях, в холодных осенних пространствах все вдруг стало работой: стихи, потаскушки, пирушки. Осень псиною пахнет. Амура поникшие крылья он ваяет устало, с натурщиком шутит неловко. Гипс крошится, как время. Прикинувшись мраморной пылью, пыль с обочины Духа легла на виски и кроссовки. С каждым годом работать ваятелю проще и проще. Вдохновенье все реже, и ясность, как облако в луже. Мгла пульсирует влажно. Пустынны священные рощи. Только черные птицы в магическом зеркале кружат. 2 Боги ценят усердье. Однажды его озарило. Гипс и мрамор задвинув, оставив за кадром натуру, он собрал Галатею, слепил ее тело из мыла, а одежные вешалки стали скелетом скульптуры. опушил ей свиною щетиной лобок и ресницы. Конский хвост - на затылок. Подмышки - на крашеной вате. Вставил пробки от "Спрайта" в пустые девичьи глазницы и железное сердце велел подмастерьям сковать ей. Он подкрасил ей губы, пока подмастерья потели. И в ушах, и на шее созвездием светятся стразы. Кубик Рубика скрыт под сферическим лбом Галатеи, и наброшен ей на плечи плащ из угарного газа. Прозвучали над Кипром в тот миг олимпийские трубы, Воплотилась мечта, и свершилось, что может лишь сниться. В рефлекторной улыбке раздвинулись мертвые губы, синтетической радостью вспыхнули пробки в глазницах. 3 На краю восприятья мелодия льется устало. Галатея поет, принимая красивые позы. Собрались праздным утром друзья и беседуют вяло. В вазах, еле дыша, коматозные белые розы обмирают, и мыло душисто скользит под рукою - втихаря под столом гладит деве колено приятель. А по выцветшим улицам бродит, исполнен покоя, сон, приправленный перхотью листьев. Расслабься, ваятель. Ты, считавший себя полубогом, себе не хозяин. Олимпийцы горазды играть человеческой страстью. Почему ты увлекся поп-артом болотных окраин?: К счастью, морок иллюзий непрочен. Октябрь, ненастье, Ломит спину... Вослед перелетному длинному клину поглядишь, да кривою дорожкою, зыбкою , липкой - свежевымытым взглядом упершись в раскисшую глину, - входишь в осень. ................. Л.К. СПИ СО МНОЙ Вот в отсыревшей вечности, иконописно строен, бдит на пороге времени, окутан облаками, хранитель равновесия, святой Георгий-воин — одна ладонь над овцами, другая — над волками. Ложись со мной средь осени непокаянно-пьяной. Мы можем спать. Космически надёжна наша стража. Дрожит Весов созвездие в ознобе фортепьянном. Стучит по подоконникам дождь, вкрапленный в пейзажи. Чернеют обречённые, оставленные гнёзда. Пьют водку, стыло звякая стеклянным за стеною. Плывут в реке сентябрьской простуженные звёзды. Мгновенье равновесия. Мы дома. Спи со мною.
440Гц: Литературно-музыкальная встреча в кафе "Сундук" г.Псков 30 сентября 2012 года в День рождения Геннадия Кононова.
440Гц: Уважаемые почитатели творчества Геннадия Кононова! 30 сентября в кафе «Фрегат» (ул. Воеводы Шуйского, д. 9) в 19.00 состоится «Вечер поэзии Геннадия Кононова». По традиции в этот день друзья Г. Кононова, а также почитатели его творчества собираются вместе, чтобы почитать стихи, послушать песни, рассказать о своих встречах с поэтом. Приглашаем всех любителей поэзии. Вход свободный.
fregat: 440Гц пишет: 30 сентября в кафе «Фрегат» (ул. Воеводы Шуйского, д. 9) В каком городе?..В Пскове или Пыталове?..
440Гц: fregat пишет: В каком городе?..В Пскове или Пыталове?.. Спасибо. Вечера памяти Г.Кононова последние годы проводятся в Пскове.
440Гц: 30 сентября состоялась традиционная литературно-музыкальная встреча друзей и почитателей творчества Геннадия Кононова в г.Пскове. Небольшой фото-отчёт об этом событии. Прошу прощения за качество снимков - вспышкой пользовались редко, чтобы не отвлекать выступающих и гостей вечера.
440Гц:
440Гц:
440Гц: "Мотылёк" Вадим Андреев. Стихи Геннадия Кононова. 30.09.2013. Кафе "Фрегат", г.Псков. "Подружка-осень" Старший состав рок-группы "Отцы и Дети" Слова Геннадия Кононова. Музыка Вадима Андреева
440Гц: "Усталые путники" (ЖЁЛТЫЕ СТИХИ ( Г.К.) Вадим Андреев - Ксения Киселёва, стихи Геннадия Кононова Запись с литературно-музыкальной встречи 30 сентября 2013 года, г.Псков, кафе "Фрегат" Усталые путники, зной, пыль, - один из них ты. У сонных источников – динь, дон - увяли цветы. Трава пожелтевшая, свет, смерть. И хочется жить, Но лето кончается – динь, дон – а шмель все жужжит. На юг ли, на запад ли ей течь – воде все равно. Браслет уронила я – динь, дон – на темное дно. Бродяги бездомные, день, ночь. Один из них – он. У желтых источников – динь, дон – кончается сон. В рассветное зарево мой взгляд – натянутый лук. И круг все вращается – Инь, Ян – вращается круг. Геннадий Кононов
440Гц: Из личной биографии поэта... "На русских путях." стихи Г.Кононов муз.В.Андреев
Тамара: Ой,там на 3.40 минуте -я Мне вообще кажется,что там немало моих фоток
440Гц: Да. Если есть в архивах что-то, пожалуйста, поделись. И посвящение ко Дню рождения. Кстати, в раздел шутливой поэзии - оно тоже вполне бы... Особенно, если рассказать в деталях, что тому предшествовало...
Тамара: 440Гц пишет: И посвящение ко Дню рождения. Есть и посвящение,но оно в Пыталове пока хранится.
440Гц: А фото с Геннадием, со Дня рождения его, твоего, моего, или просто, по жизни? Расскажи Виктору, каким был Гена в реальной жизни? Был ли он хоть когда-то хамом? Или он уважал и чтил людей? Закрывался ли его дом от людей или двери его квартиры были открыты в любое время суток для всякого стучащегося? Не делился ли он последним, что у него было, с нуждающимися? Я могу рассказать одну удивительную историю. Много лет подряд, заходила в дом Кононова попрошайка из Острова. Девочка бедная, не большого разума, на простейшую работу ей было сложно устроиться, а она ещё и кормила полулежачую маму, собирала милостыню. Мы Оле (так звали эту девочку, возраст её сложно было определить, от 16 до 20 примерно)...никогда не отказывали не только в деньгах, пусть и не больших, так как сами не шиковали, но и прежде, чем хоть чем-то помочь, её сажали за стол и кормили. А Геннадий расспрашивал о жизни, о проблемах, о людях, с которыми Оле приходилось сталкиваться... И с чувством юмора у Геннадия Кононова тоже всё в порядке было. Какие смешливые и озорные оды писал он друзьям к знаментельным датам!.. Он всё старался делать качественно и старательно.
полная версия страницы