Исаева Людмила : Геннадий Владимирович Кононов Родился 30 сентября 1959 года в городе Пыталово Псковской области. Закончил Псковский педагогический институт филологический факультет. Работал в начале и в конце преподавательского пути учителем русского языка и литературы в общеобразовательной школе. Один год был рабочим на заводе. Около 15 лет - преподавателем и воспитателем в школе для глухих и слабослышащих детей в г.Пыталово... Год - методистом в Управлении образования Пыталовского района. Но канцелярская работа показалась скучной - вернулся к преподаванию. Однако, своим призванием и смыслом жизни Геннадий Владимирович считал творчество. Он оставил потомкам около 2 000 стихов, полтора десятка повестей и загадку - тайну познания мира через образы... Публиковался при жизни в журналах «Русская провинция», «Юность», «Литературная учеба», в альманахах «Истоки», «Третье дыхание», «Скобари», «Приют неизвестных поэтов», в газетах «Литературная Россия», «Трибуна» и др. Многие стихи положены на музыку и стали образцами русского романса ХХ века. Фото Ольги Пятковской Возвращение. Там, где осень и полёт паутинок, там, где юность и ночная вода, я не верю в лак рекламных картинок: познаётся всякий сад по плодам. Там, где небо чуть повыше деревьев, там, где храмы так прижаты к земле, отыщу когда-то брошенный жребий в золочёном по краям сентябре. Я писал сюда в минуты бессонниц, только зря: на небесах адресат, и пролёты белокаменных звонниц опустели много вёсен назад. Отрешенные, как звёздные ночи, как беседы у чужого огня, Богоматери Любятовской очи навсегда заворожили меня. Над церквами луч закатный взметнулся. Рядом с этим всё дешёвка и тлен. Здравствуй, город, я вернулся, вернулся, я целую плиты царственных стен.
Исаева Людмила: * * * Я вырос под байки героев войны и труда. Как легкие чайки, мои пролетели года. Мои погасились негромкие миру долги, мои износились железные вдрызг сапоги. Копилась усталость. Менялись в постели тела. Из глупости в старость любовь, как река, утекла. Похмелье не ранит, мы только храним статус кво. Судьба не обманет, мы просто хотим не того. И камнем из прАщи летит надо дорогой звезда. Слова преходящи. и лишь тишина – навсегда.
ЮЛЯ: Мне очень запомнилось: Вопят коты, в окне клубится мрак, лишь ветхая тетрадка под рукою… Судьба не черновик, и всякий шаг лишает нас свободы и покоя. Вы о свободе знаете из книг – меж тем, едва услышав отзвук зова, иллюзии беспечный ученик неточное зачеркивает слово. Раб ослепленный Царства не узрит, но нет преград нагим глазам поэта, и жизнь его, как рукопись горит, исполнена огня, теней и света.
Тамара: Я двадцать лет за смертью волочился. Капризная отказывала мне. Теперь,когда я с нею обручился, Я вновь топлю тоску свою в вине. Ох,не её ль я домогался разве? Осталось акт формальный совершить. Когда ж я получил её согласье, до смертной дрожи захотелось жить.
Исаева Людмила: х х х Читать меню. Писать темно и мутно, спать до обеда и не рисковать, болтать с автоответчиком. Бывать на шабашах и в Шамбале попутно. Пусть грезит дух о молниях и птицах, судьба как книга. Смыслам нет границ. Поверь, я б вырвал парочку страниц, когда б не тосковал о тех страницах. Пылающими буквами вдоль стен начертан нам второй закон Ньютона. Дыши, душа, парами ацетона, покуда свищет ветер перемен…
Исаева Людмила: Ars-Poetika — На кого кричишь…на великого русского поэта… — в шутку однажды обронил Геннадий во время какого-то яростного спора. — Кто сейчас так пишет?.. …Действительно, так — никто. Беспощадно откровенно, с редкой образностью и философской плотностью мысли, пронизывающе остро, нервно, как будто кожу сдирает… Знал ли он сам, чего хочет? Со временем желания и намерения его менялись. Оставалось неизменным только отношение к настоящей поэзии и к литературным образам, которые способен рождать талантливый человек. Если бы меня попросили определить Геннадия одним словом, я бы, не задумываясь, назвала его «мальчик-нет». Не случайно в его фамилии и имени множество повторяющихся «но» и «н» — КоНОНОв ГеННадий. Любые мои предложения чаще натыкались на рефлекторное «нет», а потом уж, после долгих и аргументированных уговоров и объяснений преимуществ «„да“» над «„нет“», он снисходил и как бы соглашался. Но я-то знала, что он уступил нажиму, даже если вопрос решался в его пользу, и речь шла об его интересах. Будь-то творчество, быт или его здоровье. Таким протестом и долгими уговорами сопровождалось предложение напечатать стихи. То есть из мелких неразборчивых рукописей перенести вначале на машинку. После первых печатных листов ему это понравилось. Стихи стало легче читать. Еще дольше пришлось уговаривать отправить стихи по редакциям… Тут был особый бунт: «Это никому не нужно, не интересно. Кому надо — сам придёт и спросит…». Снобизм ли это, скромность, или особая щепетильность (думаю, то, другое и третье) переплелись и сложно смешались в его подсознании за те долгие годы жизни в одиночестве, болезни и работе в стол. До моего приезда в Пыталово в печатном варианте существовала единственная небольшая подборка стихов с озорным названием «ИЗДРАННОЕ», на тему Пушкина, созданная стараниями друзей к тридцати трехлетию Геннадия и отпечатанная в Пушкиногорской типографии, оформленная художниками заповедника. Книга выглядела совсем кустарно. Тираж составлял всего пять экземпляров. Сборник включал двенадцать стихотворений. Обложка авторского экземпляра книги была обтянута кусочком штофных обоев из музея Михайловского, где в то время проводились реставрационные работы. Сейчас этот уникальный экземпляр первой (и единственной при жизни) книжицы хранится в мемориальной квартире Геннадия Владимировича с рукописями и другими изданиями его стихов. Другом Геннадия по институту Вячеславом Козьминым и научным сотрудником музея Михайловское в Предисловии было написано: «Кононов — простой смертный тихоход. Может быть, поэтому он успел рассмотреть сквозь открыточную идиллию жёсткий холод и непонимание молящихся на иконы Кипренского и Тропинина паломников и служителей культа Пушкина. «Кумиризация». В этом слове слышится и сотворение кумира, и умирание его. Выживет Пушкин лишь в том случае, если сойдёт с небес и войдёт в наши храмы, хоромы и хижины гениальным ровней. В этом году Кононову стукнет тридцать три. Он сам давно уже выплавил гвозди и выточил крест. Читайте и распинайте! А после…Как обычно, по тексту Священного Писания.«… Геннадий Кононов три месяца не дожил до своего 45-летия. ARS-POETIKA — этим странным трактатом Геннадий Кононов предуведомил своё творчество, по аналогии предисловия к «Портрету Дориана Грея» Оскара Уайльда. «К боли привыкаешь. Шутки становятся уклончивы, а праздники редки. Я открыл ад в провинциальных переулках. Ад без Эвридики и других поэтических красот. И писал только о нём. Всё написанное — в известном смысле вой. Творческий акт служит анестезией и освобождает душу для следующего страдания. Тем не менее, я счастливый человек. Слишком многие рождаются, обучаются, размножаются, воюют и до смерти не имеют понятия, что такое творчество и для чего оно… Вдохновение не имеет ничего общего с повседневностью. Оно необъяснимо и абсолютно вне бытовых ощущений. Некоторые чувствуют его, созерцая природу, во время молитвы или эмоционального напряжения. Один чудак говорил мне, что его осеняет в состоянии эрекции… Человеческое сознание расколото. Существует ритуал норм поведения и публичных высказываний. Существует личный образ мыслей и поступков. Мои стихи принадлежат изнанке. В этом смысле они гуманистичны. В стихах релятивируется всё внешне устойчивое и неподвижное. Пишу, как получается. Вовсе не так, как бы мне хотелось. Научная картина понятна теперь лишь учёным. И то — узкофрагментарно. Лирическое понимание мира тоже доступно немногим. В этом нет ничего обидного. Ни для читателя. Ни для поэта. Поэт должен иметь права, коими располагают птицы небесные. Порхать, прыгать с ветки на ветку, чирикать, что заблагорассудится, нести яйца. Я учусь всё более совершенно видеть и называть. Всё, способствующее творчеству, нравственно. И наоборот. Любой способ писать годится только раз. Потом он становится штампом. В этом смысле каждый художник тривиален. Способы соединения слов, звуков, красок изнашиваются, функционируют одним, двумя, тремя порядками ниже — пока их ни начинают использовать в рекламе и пропаганде. Ни один художник не может быть образцом для другого. Возможно, истинная традиционность — в том, чтобы отказываться и отказываться вновь от старых традиций. Пушкина почитают, но лучше бы его читали. Я бы хотел вырастить в себе душу гибкую, отзывчивую. Душу, воспринимающую радость и страдание как единое, как духовную и художественную целостность. И вовсе я не желаю быть свободным от судьбы — но хочу воспринимать всё происходящее особым образом. Блаженны ищущие, ибо их правота утвердится в вечности, в то время как их борьба и страдания преходящи.« .................. Вот такая она, Геннадия Кононова ARS-POETIKA…
Исаева Людмила: АЗБУКА Мяч у Пети. Портфель у Нины. Тихо тая в небесном свете, шла машина, шуршали шины. Разбежались – но были! – дети. Собирайте мир осторожно, к слогу слог и предлог к предлогу. Ведь из азбуки строить можно текст, молчание и дорогу. На лужайке щенки. А вы бы сняли вечную книгу с полки. "Ерш и щука – смешные рыбы, а у елки иголки колки". Все в ней нравственно, и несложно, и неложно, мой брат похмельный. Все из азбуки сделать можно: душу, тело и крест нательный. Кто стоит у креста в тумане? Кем работает мама Димы? Словно в Библии и в Коране, все ответы необходимы. Незаметно приходит зрелость – и, возможно, придет с годами, раз из азбуки можно сделать Еву, Змия и сад с плодами. Мальчик бегает в ней дворовый, но недвижны, как изваянья, керамические коровы в рыжих сумерках покаянья. В этой книге, подобной храму, о Марии напоминая, мама вечная моет раму, и мила нам земля родная. Все в порядке: обмылок мыла обменяла на шило Мила, труд – для папы, у мамы – дети, Мила – с шилом, а мяч – у Пети.
Исаева Людмила: * * * В то мгновенье, когда вдохновенье горит горячее, чем дурь в игроке, мне явился под утро почтенный старик с тощей книжкой в усталой руке. Он сказал мне: « У Вас затянулась борьба, на челе – поражений печать. В этой книге начертана Ваша судьба. Не хотите ли почитать?» – Я, когда назревал повседневный провал, не желал о последствиях знать, и под грохот удачи отнюдь не вставал, продолжая спокойно дремать. Я тащил без натуги обыденный груз, скромно жил, потихоньку писал, губ пегасам не рвал, не насиловал муз, но служил им, как верный вассал. Ковылял я несуетно в век скоростей, избегая корысти и зла. Под звездою Рассудка, без мнимых страстей моя нищая юность прошла. Стал я хуже и жестче. Моя ли вина в том, что сердце стучит все быстрей, что бесстыдная зрелость, груба и нежна, стала новой подругой моей. И в больном наслаждении корчится плоть, извращенно познав благодать. Что касается старости... Видит Господь, ей в постели моей не бывать. Отгрешить и покаяться я не успел. Плод запретный казался мне гнил. Я грошовые песни почти что допел и дешевые вина допил. И Любовь, воплощенье иного Огня, я воздвиг, словно храм на крови. Только старые липы получше меня Знают цену и сроки любви. Прочитать, как шатался в родимых краях, ошибался и локти кусал? Эх, старик, что мне книга откроет твоя? Я не хуже свою написал. И, захлопнувши дверь, я, скучая, следил, как чернели мертво фонари и по улице гость мой, спеша, уходил в розоватое мясо зари. Просыпалось в безликих домах большинство, в лужах весело щелкал ледок, заносило дороги опавшей листвой, да сквозил по спине холодок.
Исаева Людмила: * * * Бывает, медлит и летящий камень… Часы не мысли, вспять не повернут, И часто мы опаздываем с вами На пять шагов, веков или минут. И давится словами не сказавший, И гибель недожившему близка. Расплата поджидает опоздавших: Непониманье, память и тоска. Короткая, короткая весна. Петрарку б ждал исход летальный, когда б ему пришлось, как мне, писать стихи в сентиментальной, холодной, сумрачной стране, где жизнь с разбитою дорогой равны печалью и длиной… Но печь моя, уже красна, зевает пастью раскалённой, и водка кажется солёной. Короткая, короткая весна… Болит во мне её вина, на мир гляжу её глазами. Мотнулся маятник и замер - короткая, короткая весна… Сжимает иней горло клёна. Короткая, короткая весна в накидке траурно-зелёной. * * * И днём меня терзают, и сняться до зари полуночных окраин немые пустыри, в которых воплотилась бессонница Творца, чьё творчество на диво правдиво до конца. канавы и рытвины созданья без имён колючая проволока бог весть каких времён мельчайший из дождичков кончается длясь собаки заходятся да чавкает грязь * * * Мир отщепенцев и шутов, неистребимый, как Израиль, Нам распрощаться не пора ли? Но я, пожалуй, не готов. И как оставить мне игру, привыкшему к печальной касте, сдать свой серпастый-молоткастый навеки ключнику Петру?
Исаева Людмила: ХХХ То, что слышишь, – не всегда фраза. Что открыто, – не всегда дверца. То, что сверху, – не всегда разум. То, что слева, – не всегда сердце. Трудолюбие – не знак дара. Что разбито, – не всегда билось. То, что больно, – не всегда кара. То, что впору, – не всегда милость.
Исаева Людмила: ОТ РОССИИ – В ДАЛИ Напряженно бесполый и квелый. Ни с женою, ни с Богом не споря, допиваю декабрь невеселый от России в Дали, в Сальвадоре. Снег с лыжнею на склоне таланта невесомой рукой нарисован, и елозит смычок музыканта по струне миокарда басовой. Все по Чехову, глухо и голо. Все по-зимнему голо и глухо. Но вонзился зигзаг рок-н-ролла в слякоть мозга сквозь левое ухо. Поднялся я, лицо утирая, – стерся глаз, но сквозь дырку в заборе ночь узрел я от края до края от России в Дали, в Сальвадоре. Ветер свищет и свищет в миноре о России в Дали, в Сальвадоре. Поллитровка допитая sorri… На пороге небесной отчизны вмиг развеются все наважденья в лучший миг моей заспанной жизни, за мгновенье до пробужденья.
440Гц: Что ни год, я все меньше живу и все больше кажусь, сохраняясь в пределах освоенной роли без боли. Разделив твои чувства, от доли своей откажусь: ни к чему в моем возрасте эта прекрасная доля. Не по силе моей, не по совести, не по судьбе. Расплатись за меня. Сдачу можешь оставить себе. Состоянье любви, как пятнашки в весеннем дворе: догонять, убегая. Касаться души или тела. Я открыт правосудью – ведь шапка горит на воре. Безобразно треща и смердя, наконец, догорела. И остался бычок, поцелуем прилипший к губе. Расплатись за меня. Сдачу можешь оставить себе. Был на третьих ролях я, и брейк танцевал на углях, замороченный страстью, что так не пристало монаху… Быть судьей безопасней в игре на любовных полях, но его чуть попозже отправят на мыло иль на х... Я молил о свободе, но небо не вняло мольбе. Расплатись за меня. Сдачу можешь оставить себе. Мы с любовью и верой когда-то бывали близки, с грациозной надеждой (хоть барышни легкого нрава). Терпки губы подружек, и быстры у них язычки. Догонять, убегая, - любимая с детства забава. Нам похожий на Амстронга ангел играл на трубе. Оплати этот джаз. Сдачу можешь оставить себе. Перемелется… Скоро, не зная куда, словно новый Балда, по традициям пушкинским с силой тягаясь нечистой, по асфальту и глине пройду, не оставив следа, сохраняясь в пределах программы, хвала Программисту. Хоть совсем не силен я в подобной спортивной ходьбе, расплатись за меня. Сдачу можешь оставить себе. Под дождем, без затей, всех морских поминая чертей, я пройду. По утрам, когда в ванных снежнейшая пена, под дождем бесконечным я смою отчизну с лаптей. Казановы смывают усталость с натруженных членов, космос заново чист, а дожди нипочем голытьбе. Расплатись за меня. Сдачу можешь оставить себе. Геннадий Кононов
440Гц: ЧТО НУЖНО ПОЭТАМ Желать почти что нечего… Звезд – на пути беспутном, немного водки вечером, немного кофе утром. Немного неба хмурого над хмурою рекою, немного хлеба, курева, бумаги и покоя, да смыслов потуманнее, да пару рифм недружных. Немного понимания… Любви – совсем не нужно. х х х Вот диплом мой и паспорт. Возьми, полистай не спеша. Всех живых я живее, и свет мой не сгинет во мраке. Я не бомж, господа. Говорят, у меня есть душа. Я плачу за жилье, состою в профсоюзе и браке. В документах указаны имя, и возраст, и пол. Без труда в пять минут я любую анкету заполню. Снимки предков я в старом альбоме недавно нашел. Рассмотрел – с ощущением странным, как будто их помню. Я люблю свою землю, и я не уеду в Париж, Что бы тут ни случилось. У нас есть надежды и силы. У страны есть герои: Добрыня, Мальчиш-Кибальчиш. Так что я не безроден. Придется – умру за Россию. Мир погряз наш во зле, справедливости нет на земле. Но не зря приходили волхвы со святыми дарами. Я читал, что распяли Христа за меня в том числе. Он не русский, но наш. Иногда я бываю и в храме, и висит грозноликий, внушающий мужество Спас над рабочим столом в нашей тихой, уютной квартире. Есть двуглавый орел. Думцы думают думу за нас. Господин Президент обещал, что замочит в сортире всех врагов государства. Пусть жизнь в нас висит на соплях, мы должны делать дело на совесть и ладить с законом. Я на службу хожу. Получаю зарплату. В рублях. Вам охранник покажет мой письменный стол с телефоном. У меня есть друзья – и, скажу вам, немало друзей, стоит номер набрать – обласкают, нальют и накормят, в этой пятиэтажке когда-нибудь будет музей. Посмотреть бы – да жалко, без нас это дело оформят. Так вела колея, так дорога сложилась моя. Я чирикал в пути, хоть насквозь простудился и вымок. Есть листы со стихами – считаюсь их автором я. На журнальных страницах найдешь мое имя и снимок. Опекают меня. А могли б, например, посадить. Все сложилось о, кей на пути моем мягко-пологом. Но – при этаком счастье – боюсь, не смогу подтвердить своего бытия после смерти пред Господом Богом.
440Гц: ОДИН В ПОЛЕ Чуть дрогнет состав, пробуждаясь под снежным круженьем. Затрепанной куклой в проеме замрет проводница – и лязгнет вагонная дверь, обозначив границу как будто покоя с таким же условным движеньем. Предвидя крушенье, от четких расчетов шалея, строку телетекста гоняя от точки до точки, компьютер, молясь, повторяется, просит отсрочки, и буквы программы читает архангел с дисплея. Меж тем программист, просчитавший огонь и разруху, уходит в пустыню, в леса, словно новый Мессия. Вот дао: окольной дорогой, по краю России, в снегу по колена, глухими проселками духа... январь 97 г.
Исаева Людмила: ДУХОВЕН ЛИ КОНОНОВ? Сегодня в "личку" ко мне поступило письмо следующего содержания: "Заглянул сегодня в тему "Геннадий Кононов". Я не буду открыто высказывать свое мнение, но и скрывать его от Вас не собираюсь. Это не только плохие стихи, но и вредные для психики. Своего мнения пока в теме ни кто не высказал, думаю, что и не выскажет. Есть простой способ проверить на сколько эти стихи востребованы - предложите собрать деньги на издание книги. Нормальный тираж (не пять экземпляров) стоит приличных денег. Киньте кличь скинуться тысяч по пять, по десять и посмотрите сколько человек откликнется." А вот мнение другого читателя: «Трагически умер… По стихам видно, что испытывал судьбу… Получал адреналин от того, что бросал вызов силам, для которых он не был даже букашкой… Такие откровения возможны лишь среди равных. А у него — поставить на колени ту, которая сама уложит кого хочет, когда хочет, как хочет и куда хочет…Размахался он не тем и не там… Вот и кара Господня за содеянное... Для живущих здесь, это конечно что-то революционное, особенное. Это вызов, непокорность, вседозволенность, желание выделиться, взлететь… Но чем выше взлетаешь, тем больнее падение. Недоступное манит, я понимаю, неплохо там побывать, но с меньшими затратами. Я не призываю ползать по земле, но знать свой потолок желательно…« Мнение читателя на стихотворение «Ходок». (Вечерний Гондольер, номер 148, рубрика «Лабаз Пера», Русская литература, Современная поэзия в интернете.) Такая реакция, не часто, но появляется у консервативно настроенных читателей поэзии Геннадия Кононова. Из чего проистекают эти суждения? Есть ли в поэзии Г.Кононова тот самый демонизм, за который его творчество надо изолировать от общества? Был ли Геннадий Кононов человеком роковым и тотально злым, чтобы опасаться его иезуитского слова, способного подвигнуть к разрушениям? Владеют ли судящие полным представлением о творчестве и духовном поиске автора двух тысяч стихов и полутора десятка повестей?.. * * * Пылает небо, губы иссуша, и каплями на лбу и на виске измерен путь. Усталая душа трепещет как свеча на сквозняке. Все зрительские заняты места, И брошен столб на землю, наконец. Предательство – тень всякого креста. Кровь пастыря обрызгала овец. 1995г. Как правило, во всяком явлении каждый находит то, что ищет. Попытаемся вникнуть в суть произведений и жизни поэта. Не стоит меня предуведомлять, стараюсь быть объективной. И мне кажется, что категоричность противников стихов и идей Г.Кононова вытекает их фрагментарного восприятия кононовского творчества. И в то же время, кто же из нас изначально родился мудрым и не ошибался в юности, в зрелости? У кого из нас не было противоречий в приятии мира? Чем в этом Геннадий Кононов хуже любого из нас? Только мы нагрешили и забыли. А Гена о своих этапах роста и осознания смел писать, да ёщё и в рифму. Многие ли из нас имеют эту смелость утверждать, предполагать и предлагать что-то своё, искренне веря в это, и готовы вынести свои суждения на суд людской? Я не скажу, что в стихах Геннадия Кононова не бывает бравад и совсем нет вызова Богу, Судьбе, смерти… Но и за бравадой, как правило, у Кононова есть содержание. Не важно, что кому-то оно не по душе. Да, грустные тексты… да разные тексты, чаще светлая грусть. Сокрушается о несовершенствах мира, в котором жил, в котором мы живём… А вы находите этот мир совершенным? Действительность наша и впрямь горчит. Стоит ли упрекать в том поэта? Стоит ли вообще в нём искать только негативиста и безбожника? Он писал о том, что видел, как понимал и как чувствовал: * * * Грохоча исходами летальными, ледяная рухнула стена, и пространства твердые оттаяли. Знаю, будни – праздников цена. Не беда, что быт горчит растлением, что смердит свободная печать, не беда, что эта площадь – Ленина. Здесь удобно встречи назначать. Знанье, грустно, а незнанье пагубно, и гордыня часто вводит в грех. Горький возраст: нам уже не надобно прав на жизнь, на труд и на успех. И блаженны весело поправшие вольности троянские дары, ибо знают только проигравшие способ выйти из чужой игры. 1993 г.«Игра в игре» Так чего же нельзя простить Кононову? Может быть, внутренних составляющих души человеческой, что зовутся подсознанием? Или философской иронии? Или глубины понимания обречённости и страдания духа в теле? Из цикла «Стихи неисправимого» * * * 1. Вот сентябрь. На закате заплачет стекло, И в тазах запыхтит золотое варенье. Все фигуры расставлены, время пошло, время сбора плодов, время дыма и тленья. В тёмных омутах душ закружило уже шелуху золочёную. Вы замечали: не хватает смиренья осенней душе как весной красоте не хватает печали. 2. О, сестра моя, тёмен и холоден кров, по углам паутинным сгущаются тени, мокнут серые травы, и летняя кровь остывает в системе людей и растений. Никогда не забыть эту долгую дрожь. Но, когда перестанем казаться телами, назову твоим именем город и дождь, ибо в сердце твоём снов осеннее пламя. Нам, в одеждах из кожи, сожжённых до дыр, опаляя сердца, подниматься упорно по пылающим лестницам в огненный мир, где не будет различья меж формой и формой. Сент.1995г. В человеке с настолько тонким, объёмным и многоплановым мироощущением в принципе невозможна недуховность. Собственно, только дух, душа и могут открывать подобные свойства мира….. Тогда о чём же спор, друзья мои? Геннадий Кононов не был двуликим Янусом. Он открыт, глубок, понимаем, чувствуем, осязаем. Составьте себе труд погрузиться, вчитаться, вдуматься. Может, и подобные вопросы покажутся нелепыми? ОЖИДАНИЕ Я спал в канаве, у креста дорог, потерянный, как никогда дотоле, и Голос мне сказал: «Вставай, сынок, – для вечери уже заказан столик». Как этот полдень безнадежно юн! И, ничего уже не опасаясь, я пальцем на песке пишу: июнь. Я не люблю, я только прикасаюсь к земли нагому телу не спеша, и привкус сна мне голову морочит. В очко играют тело и душа, и мент в машине в рацию бормочет. И так катастрофично чувство меры на зыбких рубежах любви и веры. Июнь 1996 г. «Стихи неисправимого» А ведь в июне 2004 года его не стало… Вам же, надеюсь, не придёт в голову увидеть буквально спящего на перекрёстке поэта… по аналогии с тем, как «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу» (Данте) вам не представляется буквально сумрачный лес, где дремучие ели, а скорее духовная чаща, куда забредает душа человека к своей зрелости. Перекрёсток — частый символ в поэтике Г.Кононова.. Как распутье, как крест, как распятье, как возможность выбора и наоборот обречённость. Надеюсь, «причём тут мент?» в этом полицейском государстве, вы не спросите… ЧТО БЛУЖДАЕШЬ ДУША… Что блуждаешь, душа, вдоль границ, возле сумрачных вод? Видишь – гуси летят за кордон коридором воздушным? Двери в осень открыты. Из дымных туманных болот прель ползёт по дорогам, и тянет багульником душным. Игрокам и игре сверхсознанье подводит итог. Эпилог.Утекает песок, истончается запах. Кто дойдет до предела – увидит слиянье дорог, всех дорог, устремлённых на юг, на восток и на запад. 1995г. Прошу не забывать, что поэт, в силу своего тяжёлого недомогания, готов был в любой момент предстать перед Всевышним. Поэтому-то и грань между этим и тем миром в его поэзии размыта. Десятки раз видела его умирающим. Диабетические комы, каждая из которых могла быть последней… Как чувствует себя человек, готовый в любой момент быть выкинутым из этого мира? Не это ли обрекало его жить и писать тщательно, успевать завершить дела, чтобы за спиной не осталось долгов? Геннадий не хотел мучительной смерти («…и девочка смерть легко постучит по стеклу»), однако ему достался тяжёлый уход, с неимоверными физическим и духовным страданиями и осознанием своей обречённости. * * * Бесприютность не порок. Тело по миру гуляет, грязь лечебная дорог от привычек исцеляет. И горит души свеча, тает в чьих-то ловких лапах, помня сумерек печаль и закатов терпкий запах. И, пока она жива, всё трещит свеча печально. Говори свои слова и храни своё молчанье. июнь 2003г. Мы все — бренные дети земли, каждый ищем свой способ жить, любить, принимать судьбу и с чем-то не соглашаться. У каждого из нас своё отношение к реальности вещей и своя сверхзадача. И способ самоутверждения у каждого свой. * * * Орут коты, в окне клубится мрак, но ветхая тетрадка под рукою. Судьба не черновик, и всякий шаг лишает нас свободы и покоя. Вы о свободе знаете из книг. Меж тем, едва услышав отзвук зова, иллюзии беспечный ученик неточное зачеркивает слово. Раб ослепленный Царства не узрит, но нет преград нагим глазам поэта, и жизнь его, как рукопись, горит, исполнена огня, теней и лета. май 1998г. Чем больше читаешь Кононова, тем меньше хочется хоть что-то комментировать. Поэт сам всё о себе, и о мире в котором жил, рассказал. Правда, существует распространённое заблуждение. Часто читатели стихов Геннадия отождествляют самого автора с его лирическим героем. Лирический герой Геннадия Кононова — игрок. Тема игрока и игры рефреном проходит через всё творчество Геннадия. Его лирический герой находит утешение в водке. Геннадий никогда так драматично не жил, как он об этом писал…по образу жизни он был больше благополучным человеком, если бы не болезнь. И если мог изредка позволить себе шалость попить водочки вдосталь…но и только… Пьяным он был спокоен, мягок, при большом перебирании просто засыпал, тихонько удалившись. Он никогда не садился за рабочий стол в нетрезвом состоянии. Говорил, что всё написанное по «нетрезвянке» поутру оказывается полной ерундой. И уж точно, был далёк от наркотиков и всего прочего. Социально он был весьма законопослушен и последователен. А дух его — он «дышит, где хочет…», даже если за рамками социальных ограждений. Его право. Судить будут не на земле. Говорю, а сама чувствую вроде бы беспредметную, но глубокую жалость… всё-таки достоинства человеческие в нём очевидно превалировали, хоть он и прятал их под маской циника. По-настоящему художественный образ игрока и самого автора слились лишь в самых поздних его произведениях. В последние месяцы Гена в одной из дружеских бесед сказал: «Я теперь играю во все игры…» Сколько их у него тогда оставалось, этих игр?.. И что он имел ввиду? Теперь можно только догадываться. Должна ли жизнь поэта быть до конца понятной и односложной? Что отличает простых смертных от избранников божиих, способных поэтически отражать мир? Наверное, чуткая, страдающая душа… «Творческий акт служит анестезией, и освобождает душу для следующих страданий…» — ….это из кононовской Арс-поэтики. Кононов неприменим к плоской, линейной утилитарности. В этом сила и красота его творчества. А быть ли Геннадию Кононову в вечности? Он уже там. Рукописи не горят… * * * И правила взрываются в ночи, и сквозняки свистят острее бритвы. Будильник в лихорадке. Он стучит, сбиваясь с общепринятого ритма. Концы, начала и другой гарнир сознания – оборваны негласно. На небосводе, вытертом до дыр, дрожит звезда безмолвно и опасно. Давай допьем, душа моя больна, но ад и смерть ее не одолеют. Добавь в реальность только каплю сна – ведь от последней капли не хмелеют. февраль 1996 «Стихи неисправимого» p.s. Должна сообщить, что в 2010 году вышел в свет сборник стихов Геннадия Кононова "На русских путях"- 500 экземпляров, деньги для издания которого были собраны именно"всем миром": друзьями, знакомыми и незнакомыми, хотя специальной широкой рекламы о сборе средств на издание книги мы не делали.
Беглая горожанка: цитата: Это не только плохие стихи, но и вредные для психики. Кое-кто, помнится, 150 лет назад про Пушкина такое говорил... цитата: Вот и кара Господня за содеянное… Пушкина с Лермонтовым вообще на дуэли убили, причём в совсем молодом возрасте. Тоже кара? Конечно! Лермонтов вообще про демонов писал. Любого талантливого человека не только хвалят. К сожалению, многими движет зависть к таланту - отсюда и гневные тирады. Человек великодушный никогда не станет гневаться на поэта (или даже на графомана) и читать морали. Скорее всего просто промолчит, а если и спросят его мнения ответит деликатно: надо ещё поработать над этими стихами, сыровато... цитата: Киньте кличь скинуться тысяч по пять, по десять и посмотрите сколько человек откликнется." Готова возглавить список подписчиков.
маэстро: Маэстро (в личку) пишет: Заглянул сегодня в тему "Геннадий Кононов". Я не буду открыто высказывать свое мнение, но и скрывать его от Вас не собираюсь. Это не только плохие стихи, но и вредные для психики. Могу и открыто подтвердить свое мнение, раз уж его вынесли на обсуждение. Стихи нессут негативные переживания больного человека. Если кому-то доставляет удовольствие терзать свою душу, то ради бога!!!!!!!!! Я не люблю нашу попсу и эстраду, мне не нравятся большинство бардовских песен, мне не нравится русский шансон. Но это творчество восстребовано, следовательно имеет право на существование. Я лишь высказал свое мнение!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Беглая горожанка: маэстро пишет: Стихи нессут негативные переживания больного человека. Скажите, маэстро , а что несёт роман Пушкина "Евгений Онегин" ? И, если успеете, то поправьте в своём посте маэстро пишет: Стихи нессут Очень уж двусмысленно получается... Хотя верно...
Исаева Людмила: маэстро пишет: Стихи несут негативные переживания больного человека. Утверждение спорное. У кого на что в этих стихах душа отзывается... Для меня это не только друг и мой близкий человек, в первую очередь - Поэт с большой буквы. Мастер слова и образной философской мысли, обрамлённой достаточно совершенной, на мой взгляд, стихотворной формой. То, что Кононов не идёт на поводу расхожих, привычных образов и штампов, - не умаляет его в моих глазах, а выделяет из большинства многочисленной армии стихослагателей. И вообще, Геннадия Кононова невольно хочется назвать Ван Гогом от Поэзии, по сходству, оригинальности и неожиданности творческих образов... СТОИТ ТОЛЬКО ОКЛИКНУТЬ. 1 Пусть проходят больничные сны чередой, пусть совсем небогаты уроки былого – разбавление спирта святою водой придает аромат и уклончивость слову, и витает над текстом дымок золотой. Стоит только окликнуть, и я обернусь, благодарный тому, кто слова понимает. Мира горестна прелесть, равно как и грусть. Лишь кретины кретинов всерьез принимают. Лишь внизу, под подошвами, чудится хруст. Бог – умелый хирург. Болью правится дух, да и тело уходит с привычных тропинок. Вечер розов, как семга, и легок, как пух. Он плывет, как пропахший ранеткою рынок, полный осени, астр, торговок и мух. 2 За оградой в ларьке я куплю пирожок, чтоб к горячему хлебу рукой прикоснуться. Все обычно, лишь взгляд необычен, дружок, и обычные чувства уже не вернутся, даже если заплатишь последний должок. Город мой, твоя пыль солона и нежна. Ты сполна населен и людьми, и богами. Беспредельна, как вечность, твоя тишина, лишь осколки мелодий хрустят под ногами, да чуть слышно звенит над рекою луна. ...или вот это: *** С полусонным полувыражением к зеркалу слегка полуприник полунедоумок, полуправедник, полусталкер, полупроводник. За окном, нагие и озябшие, полуоблетали деревца. Зеркало, испачканное взглядами, полуотражает пол-лица… Соблюдай, собрат, полуспокойствие. Полумеры – в меру – не вредны, сердце, словно чаша, переполнено и часы минутами полны. Милость Божья всем сполна отмерена. Исчерпать ее нельзя никак. Скоро ты предстанешь перед Господом полным: сталкер, праведник, дурак. Есть ли ещё поэт, который говорит о себе с такой иронией и самокритичностью?.. И это не рисовка. Этот человек был всегда честен. Даже в ущерб самому себе...
Ветер: Исаева Людмила пишет: Пусть проходят больничные сны чередой, пусть совсем небогаты уроки былого – разбавление спирта святою водой придает аромат и уклончивость слову... Очень философски и поныне актуально сказано... Класс!
440Гц: Исаева Людмила пишет: У кого на что в этих стихах душа отзывается... Ветер пишет: Очень философски и поныне актуально сказано... Для Вас?!!.. Геннадий Кононов пишет: Добавь в реальность только каплю сна – ведь от последней капли не хмелеют.
Ветер: Ровным счетом из того, что Вы написали я не имел ввиду... тем более для себя... Зачем фантазировать и приписывать мне то, о чем я и думать не собирался. Все предельно ясно... мужик крепко бухал и часто болел... Весьма талантливо и красочно он описывает свое состояние, свойственное для людей непомерно употребляющих алкоголь, а именно: Пусть проходят больничные сны чередой, пусть совсем небогаты уроки былого – разбавление спирта святою водой придает аромат и уклончивость слову... И все! Для людей творческих это нормально. Некоторые даже считают здоровым образом жизни... Некоторые инъекции героина разводят святою водой... Такую вот я увидел жизнь в его строках. Своим примером и словом он указывает путь... путь к гибели... Зная его, каждый получает право выбора. Спасибо автору!
Ветер: Ну, а про Пушкина с Лермонтовым это вы уж совсем загнули...
Исаева Людмила: Ветер пишет: Все предельно ясно... мужик крепко бухал и часто болел... Не путайте литературного героя, современника Геннадия, о котором писал поэт, и - самого автора. Рискуете сделать неверные заключения. Да, Геннадий Кононов болел тяжело с самого детства инсулинозависимым сахарным диабетом. К концу жизни, по причине диабетической стопы (проще, гангрены), перенёс троекратную ампутацию: пальцев ноги, стопы и голени выше колена, далее - находился в состоянии инвалидности. Перенёс инфаркт миокарда, на костылях десятки раз поднимаясь и спускаясь по скользким ступенькам с первого на второй и третий этажи районной больницы - проходил ВКК, доказывал, что за пол года после ампутации у него нога не выросла.... По этим самым причинам пить, как Вы себе это представляете, он не мог. Я уже писала в воспоминаниях и повторю для Вас, Ветер, что, существует распространённое заблуждение, когда читатели стихов Геннадия отождествляют самого автора с его лирическим литературным героем, видимо, из-за того, что стихи пишутся от первого лица. Когда Кононов говорит "Я" - это не всегда он, но каждый, кто оказался в подобном герою положении... Такой приём часто применял и Владимир Высоцкий. Лирический герой Геннадия Кононова — игрок, в плане эксперимента ценой в жизнь.... Тема игрока и игры рефреном проходит через всё творчество Геннадия. Его литературный герой находит утешение в водке, как и его поколение, о котором поэт пишет. Геннадий никогда так драматично не жил, как он об этом писал. По образу жизни ( учитывайте его профессию, а Геннадий Владимирович отработал только в школе для глухих и слабослышащих детей воспитателем и преподавателем около двадцати лет, а ещё - методистом в управлении образования, преподавателем в общеобразовательной школе ), он был достаточно благополучным человеком, если бы не хроническая, неизлечимая болезнь... Он мог изредка позволить себе шалость попить водочки вдосталь ( но в его возможностях это было не столько, сколько в Ваших )... Пьяным он был спокоен, мягок, при чуть большем перебирании - по английски удалялся и тихо засыпал. Но это было нечастое явление. И уж никогда он не садился за стол работать в нетрезвом состоянии. Считал, что написанное по пьянке - чаще, не имеет никакой ценности. А работал он много и ежедневно. Его правилом было: "ни дня без строчки". Так что выводы делайте сами... За подтверждениями сказанного можно обратиться к Тамаре - она была близко знакома с самим поэтом, домом, бытом, образом жизни семьи Кононовых..
Исаева Людмила: Артем Тасалов Несколько слов О ГЕННАДИИ КОНОНОВЕ (предварительное знакомство для читателя) ...и душа моя выпросит неба кусок, побираясь в развалинах сна. Геннадий Кононов На стихах Кононова я впервые споткнулся в альманахе "Скобари" (Псков) за 2003 г. Открываю его, вспоминаю, вот: ПРЕДУТРЕННИЙ ТЕКСТ И похмелье, и смерть, и разрыв, и семья - всё становится с возрастом легче, друзья. Ваш покой нерушим: хоть позор, хоть фавор. - Не пошли бы вы на хрен, - и весь разговор. Из лекарств остается один алкоголь. Слева - вовсе не сердце. Фантомная боль... Здесь же еще: ЧТО НУЖНО ПОЭТАМ Желать почти что нечего... Звезд - на пути беспутном, немного водки вечером, немного кофе утром. Немного неба хмурого над хмурою рекою, немного хлеба, курева, бумаги и покоя, да смыслов потуманнее, да пару рифм недружных. Немного понимания... Любви - совсем не нужно. Как бы ничего особенного... Только вот искренность и простота интонации, что ли. Да еще созвучность моему взгляду на жизнь. Сделал закладку в памяти. В Альманахе Псковской литературы за 2004 г., где были опубликованы и мои "Русские Элегии", Кононов тоже был, и был опять хорошо. Вот: ПОДРУЖКА ОСЕНЬ Я сегодня не удел. Скоро кончилась пирушка, и лобок мой поседел, вечно юная подружка. Я валяю дурака, я рискую от бессилья. Станционная тоска, листопадная Россия... Я шагаю по дерьму. Все равно мне и забавно. В гору легче одному, а теперь, с горы, - подавно. И ведет меня стезя беспристрастно и несложно. Полюбить ее нельзя, отвернуться - невозможно... Опять искренность, простота, созвучность... Подумал, что неплохо бы познакомиться. Но не ехать же к нему в Пыталово *). Одно название чего стоит. Успеется, подумал, в Пскове еще пересечёмся. На презентациях альманаха он не бывал... Летом 2004 г. в толчее на псковском рынке я встретил знакомого писателя, который сказал, что Геннадий умер. Не успел я... А ведь сколько раз могли, казалось бы, встретиться. В одном году поступили в ПГПИ - Псковский пединститут. Он - на филфак, я на естественно-географический. На филфаке бабы одни были. Ребята все у нас. На 2 курса старше учился Женя Шешолин, мы быстро сошлись и по сторонам особо не смотрели: были самодостаточны более чем: он из Латвии, я из Москвы. Геннадий родился в Пыталово. У филфака была своя общага - в сторонке. Вот и не пересеклись... Я тогда часто читал стихи на институтских вечерах, в том числе и свои. Визуально мы не могли не знать друг друга. Но вот... Потом, через многие годы - в конце и начале века уже - тоже могли пересечься: я работал в Доме Учителя методистом, он преподавал в Пыталовском интернате для глухо-немых детей; я работал в администрации Псковской области и тесно общался с работниками Управления образования, а он работал в Пыталовском районном управлении образования. Но я это узнал уже после, после... В октябре 2004 вышла хорошая статья в Псковской Губернии - интервью с другом Геннадия. http://gondola.zamok.net/148/148sidorov_1.html Пожалуй она и подвигла меня на то, чтоб сделать материалы по творчеству Геннадия для сетевых изданий. Тем более, что из Интернета я узнал, что стихи Геннадия вошли в сборник "Приют неизвестных поэтов", который был проанонсирован на книжной полке Сетевой Словесности, http://www.litera.ru/slova/polka/book.php?id=1085971542 где висит и моя книжка "Живая Земля", а в этом же сборнике есть стихи Юрия Рудиса, который входит в редакцию сетевого издания Вечерний Гондольер. Ну а с Вегоном я уже немного знаком. Вегон приютил мою последнюю виртуальную книжку. Вегон же согласился вывесить тексты Кононова, которые я стал собирать. Отсканировал все, что было в 3-х номерах альманаха "Скобарь" и Антологии псковской литературы (Псков, 2001), несколько стихотворений висело в сети. И, наконец, Валентин Курбатов любезно передал мне сборник Издранного в электронном виде (впрочем, достаточно небрежно составленный) http://gondola.zamok.net/148/148kononov_2.html и книжку (брошюру по сути) из 45 стихотворений Кононова "Жизнь - за прозренье", которую собрали и выпустили в Пыталово родные и друзья поэта тиражом в 200 экз. уже после смерти Геннадия. Из книжки я взял предисловие и краткое эссе самого поэта. http://gondola.zamok.net/148/148kononov_1.html Одно фото - цветное на бумаге дал тоже В. Курбатов, второе - чорно-белое я взял из статьи в Псковской Губернии. В итоге подготовлено 145 стихотворений Г. Кононова, с которыми можно ознакомиться в Библиотеке Вечернего Гондольера. http://gondola.zamok.net/biblio/kononov/kononov.html Все их внимательно прочитав, я могу сказать пока очень кратко, что Геннадий Кононов - подлинный Поэт, достойный благодарного читательского внимания. Навскидку могу выделить как отличные такие тексты, как "Осень Пигмалиона", "От России в Дали", "Блудный сын", "Темные картинки" и др. Впрочем, у каждого заинтересованного читателя найдутся свои предпочтения. Мне его творчество интересно и дорого также и тем, что оно происходило в родном уже для меня контексте мифа-судьбы Псковской Земли на рубеже двух веков, так же, как и творчество моего друга Евгения Шешолина. http://spintongues.vladivostok.com/yevgeny_shesh.html Не имея пока возможности вдаваться в анализ творчества Кононова, я отсылаю читателя к текстам статьи С. Сидорова в Псковской Губернии и Валентина Курбатова : http://gondola.zamok.net/148/148curbatov_1.html П. С. Все же хочется озвучить самоочевидную мысль. Судьба и творчество Геннадия Кононова становились и совершались в глубокой провинции. Ещё в конце 70х г. прошлого века мне пришлось в составе "народного театра слова" обойти с концертами несколько районов Псковской области. И зимой, и летом. Уже тогда это была вымирающая земля. Брошенные деревни, пьющее население, ветхое жилье - уже тогда. Сейчас и представить страшно, как там люди живут. Кое-где теплится жизнь, конечно, где частный бизнес есть, но это - отдельные угли жизни на хладном пепелище псковской земли. Евгений Шешолин выдержал только пару лет учителем в сельских школах, - сбежал в Псков. А Геннадий где родился - там и пригодился... Он остался верен своей малой родине, о которой в его стихах сказано так много горьких слов. Более того - он работал с больными детьми, и сам был, по сути, инвалидом по диабету. В стихах его об этом почти не слова. Его горькое слово прорастало на самом дне социальной жизни страны. И горькое это слово было, по сути, молитвой пред Богом за ту землю, тех детей, среди которых он медленно умирал. Поэтому, я все же приведу здесь одну цитату из Писания, которая вошла мне в голову, когда я соприкоснулся с этой Душой: "Искал Я у них человека, который поставил бы стену и стал бы предо Мною в проломе за сию землю, чтобы Я не погубил ее, но не нашел". (Иезекииль 22:30) Возможно, это и преувеличение, но скажу - в лице таких людей как Геннадий Кононов Господь находит нужных ему людей... Представляю здесь ещё стихотворение Кононова: ОСЕНЬ ПИГМАЛИОНА 1 Круг замкнули года и суда возвратились из странствий, Поломались игрушки, матронами стали подружки. В нежилых помещеньях, в холодных осенних пространствах все вдруг стало работой: стихи, потаскушки, пирушки. Осень псиною пахнет. Амура поникшие крылья он ваяет устало, с натурщиком шутит неловко. Гипс крошится, как время. Прикинувшись мраморной пылью, пыль с обочины Духа легла на виски и кроссовки. С каждым годом работать ваятелю проще и проще. Вдохновенье все реже, и ясность, как облако в луже. Мгла пульсирует влажно. Пустынны священные рощи. Только черные птицы в магическом зеркале кружат. 2 Боги ценят усердье. Однажды его озарило. Гипс и мрамор задвинув, оставив за кадром натуру, он собрал Галатею, слепил ее тело из мыла, а одежные вешалки стали скелетом скульптуры. опушил ей свиною щетиной лобок и ресницы. Конский хвост - на затылок. Подмышки - на крашеной вате. Вставил пробки от "Спрайта" в пустые девичьи глазницы и железное сердце велел подмастерьям сковать ей. Он подкрасил ей губы, пока подмастерья потели. И в ушах, и на шее созвездием светятся стразы. Кубик Рубика скрыт под сферическим лбом Галатеи, и наброшен ей на плечи плащ из угарного газа. Прозвучали над Кипром в тот миг олимпийские трубы, Воплотилась мечта, и свершилось, что может лишь сниться. В рефлекторной улыбке раздвинулись мертвые губы, синтетической радостью вспыхнули пробки в глазницах. 3 На краю восприятья мелодия льется устало. Галатея поет, принимая красивые позы. Собрались праздным утром друзья и беседуют вяло. В вазах, еле дыша, коматозные белые розы обмирают, и мыло душисто скользит под рукою - втихаря под столом гладит деве колено приятель. А по выцветшим улицам бродит, исполнен покоя, сон, приправленный перхотью листьев. Расслабься, ваятель. Ты, считавший себя полубогом, себе не хозяин. Олимпийцы горазды играть человеческой страстью. Почему ты увлекся поп-артом болотных окраин?: К счастью, морок иллюзий непрочен. Октябрь, ненастье, Ломит спину... Вослед перелетному длинному клину поглядишь, да кривою дорожкою, зыбкою , липкой - свежевымытым взглядом упершись в раскисшую глину, - входишь в осень. http://samlib.ru/t/tasalow_artem_wladimirowich/5-1.shtml
Исаева Людмила: Алексей СЕМЁНОВ «Когда раздвинутся пространства между нами…» 17-23.06.2009г. Наконец-то, вышла первая настоящая книга Геннадия Кононова. Поэт умер в 2004 году. Как сказал на вечере-премьере в Центральной городской библиотеке Валентин Курбатов: «Мы не сумели принять его в Союз писателей…» Можно добавить: и хорошо, что не сумели. Молодцы. Нечего ему было там делать. Плохо другое – ни одной своей книги Геннадий Кононов при жизни так и не увидел. Но здесь Союз писателей, в том состоянии, в котором он находился и находится до сих пор, ему бы вряд ли помог. Впрочем, Геннадий Кононов ни в какой Союз не рвался, никаких заявлений не подавал… Это подтвердил все тот же Валентин Курбатов. А то Александр Бологов, долгое время возглавлявший псковское отделение писательского союза, начал беспокоиться: а вдруг кто-то подумал, что он лично «зажимал» поэта? Валентин Курбатов заверил, что это была его собственная инициатива – знакомить псковских писателей со стихами Кононова. Писатели «читали стихи Геннадия Кононова с отвращением». Иначе и быть не могло. Отвращение – очень подходящее слово. Не знаю, как относился Геннадий Кононов к творчеству членов псковского отделения Союза писателей, но, как мне кажется, от Кононова их отделяла пропасть. Они даже писали на разных языках, хотя все буквы, вроде бы, были из русского алфавита. «Отвращение» – совсем не то, что «непонимание». Сегодня не понимаешь – может быть, завтра поймешь. Но если организм устроен иначе? Если органически не перевариваешь то, без чего не может жить другой? Как быть тогда? Таким же отвратительным для землян должен казаться настоящий инопланетянин. В жизни Геннадий Кононов никаким инопланетянином не был. Друзья на вечере-премьере не раз вспоминали о том, как он умел веселиться. Отличие, в сущности, было одно: Геннадий Кононов писал такие стихи, а все остальные – нет. Они-то, эти две тысячи стихов, и создали, в конце концов, пропасть. Хотя, на первый взгляд, все должно быть наоборот. Стихи, казалось бы, - это такие нити, соединяющие поэта с окружающим миром. И это действительно так, если не принимать в расчет то, что когда поэт подбирает слова, когда он думает и по-настоящему переживает, то уносится куда-то вверх и в сторону от остальных людей. Иными словами, его разрывает на части. С одной стороны, он живет здесь, в этом мире. Получает зарплату, ходит по земле, питается, может быть даже – смотрит телевизор… Но есть и другая сторона. Чем сильнее автор, тем дальше его заносит и тем труднее возвращаться обратно. В конце концов, наступает время, когда вернуться уже невозможно. Смертельно хочется вернуться, но жизнь такой возможности не дает. В общем, поэт живет, как все, а умирает – по-своему. Хотя внешне эти различия можно и не заметить. Один из друзей Геннадия Кононова Александр Березов вспоминал, как поэта хоронили. Денег на гроб не хватало. Позднее не хватало денег уже на книгу. Вадим Андреев продавал диски своей группы Отцы и дети… Деньги понемногу собирались… Книгу готовили Вадим Андреев, Людмила Исаева… Подготовительная работа, растянувшаяся на много месяцев, шла мучительно. На русских путях, видимо, по-другому не бывает. В итоге появилась книга «На русских путях», изданная псковским издательством «Логос». Друзья сделали все возможное, чтобы пропасть между Геннадием Кононовым и окружающим нас миром стала немного меньше. Тираж книги небольшой – 500 экземпляров. Однако и этих 500 экземпляров пока нет, они появятся к осени. Таким образом, небольшая пачка книг, все-таки появившаяся на свет этим летом, разошлась мгновенно. По этой причине имеет смысл привести послесловие к книге «На русских путях», которое, по просьбе друзей Геннадия Кононова, я написал в прошлом году. Это была большая ответственность – оказаться раз и навсегда под обложкой, на которой написано: «Геннадий Кононов». Послесловие Иногда кажется, что любая настоящая книга выходит слишком поздно. Иначе, почему мир до сих пор так несовершенен? Однако можно сказать и иначе. Если бы мир был совершенен, то не было бы хороших книг. В том числе и этой. …Геннадий Кононов жил на самом краю России. В Пыталово. Очень трудно, находясь на краю, искать золотую середину. В жизни, наверное, он ее так и не нашел. Зато в стихах все получилось как надо. Когда-то Геннадий Кононов написал: «Я давно уже привык к преодоленьям / крайних точек, даже самых болевых…». Преодолел ли он ту самую крайнюю болевую точку на карте России, где он родился и умер? Мне кажется что да, преодолел. Еще при жизни. И способ для этого выбрал единственно верный – стихотворный. «Так вела колея, так дорога сложилась моя. / Я чирикал в пути, хоть насквозь простудился и вымок. / Есть листы со стихами – считаюсь их автором я. / На журнальных страницах найдешь мое имя и снимок». Его боязнь не подтвердить свое бытие «…после смерти пред Господом Богом», к счастью, оказалась неоправданной. Две тысячи стихов за совсем недолгую жизнь, притом, что он «губ пегасам не рвал, не насиловал муз…» - это две тысячи совсем не молчаливых свидетелей его жизни. И сейчас уже неважно, что при жизни Геннадия Кононова выходили лишь редкие журнальные публикации. Поздно жалеть. Надо думать, что будет завтра. Особенно потому, что мы точно знаем, что будет завтра. В этом нет никаких сомнений. Будут его стихи. В них заложен такой заряд, что безжалостные пласты времени не смогут их заглушить. Как сказал Геннадий Кононов, «русские пропасти дна не имеют». А русские пути, видимо, бесконечны. Хотя бы потому, что замкнуты в круг. Но круг этот – такой огромный, что способен завести куда угодно. В библейскую пустыню и в буддийский монастырь. В космос и в пивную. На спасательный круг это мало похоже. Скорее – на бесконечную круговерть. До головокруженья. А «в российской круговерти / Что сможем, допоем, / Переболеем смертью / И страсть переживем». Временами поэзия Геннадия Кононова кажется слишком беспросветной, а пути, им пройденные, полными грязи, которую не отмыть. Но тут на глаза попадаются строки: «Грязь, когда ее любят, / становится Светом Небесным, / но для этого нужно,/ Джульетта, под ноги смотреть». Возможно, по этой причине автор так часто смотрел вниз. И искал он там не корни, а то самое Небо, отраженное в какой-нибудь первой попавшейся луже. Любовь и отчаяние близки друг к другу. Иногда они объединяются в отчаянную любовь. Или в отчаянное отрицание любви, когда кажется, что мечты – несбыточны. «Я – изгнанник страны, где сбываются сны, / где просторно гулять одноглазому Лиху. / В той стране всякий вход одновременно – выход, / жажда странствий – сильнее влечений иных». То есть, выход – есть. Его не может не быть. И Геннадий Кононов его знал. Его русский путь был в русском слове. Русский стихотворный язык был его пространством, на которое не распространялись визы. Однажды став обладателем билета, он, не оглядываясь, пустился в путь, который продолжается до сих пор. Его уже нет, а его голос только набирает силу. Возможно, это кажется несправедливым. Однако представим, что все было бы наоборот. Он есть, а стихов – нет. Согласился бы он на такой расклад? «Кровь старого разлива / Стучит в висок, твердя: / Мы так неприхотливы, / Мы — люди из дождя. / И шепот веры сбивчив, / Небес неясен знак... / Безумия мотивчик / Насвистывай, сквозняк». Да, шепот его веры – сбивчив. Короткая весна, для верности, словно бы огорожена колючей проволокой. Родник забит грязью. «Анонимные зрачки случайных прохожих» полны беспросветной тьмы. Казалось бы, спасения нет. Но это не так. Свет - в музыке стиха. Слова складываются единственно возможным способом и начинают светиться. В противном случае это было бы никому неинтересное брюзжание. То, что делал Геннадий Кононов – надежный способ заглушить тюремные медные марши, которыми переполнен бессмысленный русский эфир. Он пытался задвинуть подальше фальшивые звуки. И не случайно многие его стихи уже давно превратились в песни. Они звучат на дисках и концертах. Но как только диск умолкает, а концерт заканчивается, слова снова возвращаются на бумагу, в рукописи. Теперь у этих песен появился новый дом – книга. Есть куда возвращаться. За это спасибо друзьям Геннадия Кононова. Бесприютность, конечно же, не порок. Но сколько можно скитаться? Дом, наконец, построен. Книгу можно листать, читать, перечитывать, откладывать… Русские пути привели к перекрестку, на котором этот Дом расположен. Можно идти направо, налево, прямо. Нельзя лишь вернуться назад. Кто взял в руки эту книгу, тот уже открыл дверь и что-то увидел. Забыть его стихи – сложно. Проще вообще их не знать. Так спокойнее. Но спокойствие бывает обманчиво. Часто оно похоже на те фальшивые звуки, которые всю жизнь мучили Геннадия Кононова. «С духом времени наше искусство несходно. / Песнь поэта бесплатно летит к облакам. / Дух же дышит, где хочет, и вот принародно / Музы ходят по льду, по коврам, по рукам…» Облака уплывают вместе с песнями. Вслед за ними улетают и поэты. Они, в отличие от своих песен, не возвращаются. Тем важнее для нас прислушаться к этим песням. Может быть, они обращены именно к вам, к тебе, ко мне. Полностью статья на : http://www.pskovcenter.ru/display.php?type=article&id=168
Исаева Людмила: Бытие перед Богом Валентин Курбатов (из вступления к стихам Геннадия Кононова, написанного в 1999 году для подборки стихов в журнале “Литературная учеба”). Мы виделись не часто и в общем больше на бегу, говорили больше о стихах, стараясь, как часто бывает при личных встречах, обойти самые тревожные места. Меня смущала холодноватость этой, казалось, до срока утомленной музы, ее мнящаяся книжность, как будто даже цитатность, сквозь которую, однако, глядело живое, нелицемерное, искреннее и напряженное сердце. В стихах было неуютно, как при разговоре с замкнутым, не очень счастливым собеседником, который отчетливо одинок, но при этом не нуждается в тебе. Было ясно, что дело тут не в одной личности, что тут глядит поколение. Я спросил, каких он лет и чем жил? Геннадий сказал, что ему скоро сорок и что родился он в Пыталове. Писать начал классе в седьмом и сразу сочинил большую “порнографическую” поэму. Мать нашла, выдрала, прилетела в школу – чему вы тут учите? Слава Богу, учительница была умна и вместо причитаний и выговоров принесла молодому поэту пушкинскую “Гаврилиаду” и тем отвадила от словесной мерзости даже при опасных предметах. В шестнадцать лет поступил в Псковский педагогический институт на филологию и писал там, что все пишут в институтах – романтику, гитарные стихи, даже целую рок-оперу сочинил, которую сам забыл, а сверстники помнят и при встречах цитируют – там были цепкие стихи. Теперь уже писал неотрывно: в деревенской школе после распределения, где успел, как часто бывает в таких школах, попреподавать всё – от физкультуры до математики; на заводе в Пскове, где громадный фрезерный станок “ГРАФ” позволял при обработке одной детали сложить как раз четверостишие, соблазняя дисциплинирующим ритмом. Завод явился не для украшения биографии. Просто в школе стало невыносимо лгать себе и детям про давно умершую идеологию. Языка он за зубами не держал и в рифму и без рифмы комментировал темы политинформаций и душеспасительных бесед. Слава в РОНО нажилась быстро и, когда в 1984 году понадобилось из-за болезни матери вернуться в Пыталово, ему могли предложить только школу для глухонемых детей – там его сатиры слушать было некому. И он полтора десятилетия учил ребят чтению и грамматике, труду и ориентации в быте и обществе, учил переплывать беспокойное и для его детей вдвойне глубокое море жизни. В стихах об этом ни слова. Это тоже черта выпавшего поколения 80-х – все время держать дистанцию между жизнью и делом и одно в другое не пускать. В результате стихи делаются скрытны, как будто каждое слово норовит обойтись только защитным верхним смыслом, оберегая душу от чужих, слишком пристальных взглядов, отчего тетради складывались в стол годами без досады, словно и назначались не для читателя, как вечерний дневник. Слова при такой ощетинившейся поэтике часто теряют глубину и плоть и делаются ненадежны как маска, а воздух чтения тревожен, будто ты тут и впрямь лишний. Это горестное завоевание 80-х – собеседники этих лет переглядываются через нашу голову, понимая друг друга со словесной оболочки, не нуждаясь в самом существе слова, в его Божьем значении, потому что тогда оно свяжет их и сделает беззащитными. Невольники выветрившейся свободы… Эта поэзия не честолюбива и не ищет бессмертия, но это страница в истории русской поэзии, которую опустить нельзя, иначе уже ничего не поймешь в нынешнем дне и не почувствуешь, как слово, будто после долгой болезни медленно вспоминает себя и возвращается из изгнания, а душа еще нерешительно, пока только по сумеркам, но уже выходит на старую русскую дорогу – доверия и любви к другому Все фигуры расставлены. Время пошло, Время сбора плодов, время дыма и тленья… (После 22 июня 2004 года – дня смерти Поэта - все слова полегчали. Надо было писать послесловие…) Наверное, я слишком долго прожил в обществе, которое умело прятаться от самых существенных вопросов души за голосом “подавляющего большинства”. Позвоночник окостенел. Я понимал, что Геннадий большой поэт, но не умел по-настоящему вступиться за него, предлагая его стихи журналам, всё оговаривался, будто защищался, а они это сразу чувствуют. Не нашел слов. Не сумел перекричать громоздкую традицию ложной гражданственности. Как не сумел в свой час сделать этого он. Боль и искренность еще отпускались “по карточкам”, ссылались во вторые и третьи тетради, на зады журнального и книжного существования. Герой эрдмановского “Самоубийцы” вначале 30-х под занавес обессилено лепетал под таким прессом: дайте нам шепотом, отвернувшись к стене, сказать, что нам плохо жить. За громом великих строек вы не расслышите нашего шепота, а мы сохраним “простого человека”. Герои “Зависти” Олеши перед еще не набравшим силы НКВД доверчиво выговаривались: дайте нам провести перед вами парад ненужных новому времени чувств любви, одиночества, чести, страдания, отчаяния. Вы все равно растопчете их молодыми ногами своих физкультурников. Но эти чувства останутся в архиве человечества. Но их ссылали в обыватели и пессимисты и запирали в клетку. Хорошо, если только метафорическую. Демократическая клетка оказалась не просторнее коммунистической. Настоящая боль и живая душа оказывались подозрительны и тут. Геннадий оставался мужественно одиноким. У него были друзья и любимые женщины, кто его слышал и понимал. Но для поэта, странно сказать, этого мало. Его служение Господне и, как в древних пророках, принадлежит не ему. Сам поэт по чистоте души может об этом не подозревать и удовлетворяться таким кругом, да голос-то небесный в нем ищет дали, бьется в тесноте и жаждет простора. Поэт может смириться и отказаться от печати, а дар его будет протискиваться сквозь прутья клетки, обдираясь в кровь и требовать выхода. В любимом моем стихотворении “Вот диплом мой и паспорт” он писал “Все сложилось о’кей на пути моем мягко-пологом. Но - при этаком счастье – боюсь, не смогу подтвердить своего бытия... перед Господом Богом”. Это не личная боль. Это Господь в поэте требует вершины, чтобы прокричать Заповеди блаженства, потому что они не его, а Его Отца он не праве удерживать их в одном себе. У Пьетро Паоло Пазолини в “Евангелии от Матфея” Христос идет и говорит неостановимо сквозь снег, зной, крики толпы, падение империй. Он кричит свое сердце, потому что это не только его сердце, потому что им кричат другие. Вот главное и больное. Сам-то смиришься, да другие в тебе не умолкнут, пока не изорвут твое сердце. Он служил красоте, с редкой независимостью, не клоня головы ни перед кем, потому что того требовал Поэт в нем и служение Истине. Мы не видели этого героизма, и сам он первый засмеялся бы над таким определением, как умел только он – нежно и чуть иронично. “Ну, а поэт мимоходом и без особой охоты, ищет местечко в обозе, себе на уме” Обоз это что-то вроде не очень героическое. Кто его видит, этот обоз? Но отними его, и все блестящее, всесветно видимое передовое тотчас задохнется, потому что там, в обозе, - его силы, его жизнеобеспечение. Он свое внутреннее высокое место знал, и имя держал в чистоте. Зарабатывай хлеб, чем хочешь. Музу на панель не пускай. Она тоже умеет перенести голод и холод, когда видит силу и твердость Поэта. Уж что-что, а страдание русская муза знала во всех оттенках и во все дни истории. И у Геннадия, как у всех больших русских поэтов, Муза была сестрой своих горьких и сильных предшественниц. И потому голос его уже не умолкнет. Псков 2005 Валентин Яковлевич Курбатов – критик (род. 1939) Родился в городке Салаван Ульяновской области. Долгое время жил на Урале. Служил на Северном флоте. Окончил ВГИК. Выпустил книги об Астафьеве, гоголевском иллюстраторе А. Агине, М. Пришвине, В. Распутине и написал много статей и книг по русскому искусству и русской зарубежной литературе. Живет в Пскове. Член СЖ СССР (1971), СП СССР (1978), академик АРСС (1997). Секретарь СП России (1994-99), член правления СП России (с 1999). Член редколлегий ж-лов "Лит. учеба", “День и ночь”, “Русская провинция”, “Роман-газета”, редсовета ж-ла “Роман-газета ХХ1 век” (с 1999), обществ. совета ж-ла "Москва".
Беглая горожанка: Ветер пишет: Своим примером и словом он указывает путь... путь к гибели... А Высоцкий вообще наркоман! А Крылов - обжора. Отчего, между прочим, и помер! Ветер пишет: Ну, а про Пушкина с Лермонтовым это вы уж совсем загнули... "Выпьем, няня! Где же кружка?", - разве хороший пример подаёт А.С. Пушкин нашей молодёжи? К гибели ведёт такой образ жизни! Всем известно, даже детям, что он в Тригорское ездил к Вульфам жжёнку пить! А Есенин - дебошир, пьяница, бабник, каких поискать... И вообще: надо читать только те стихи, которые пишут морально устойчивые поэты! Про светлый путь, про родные бярозы... Мда. Как у нас всё-таки любят грязное бельё чужое разглядывать, нюхать... А нет грязного - запачкаем и вывесим - что б все знали - он, гад, безнравственный! Зато у нас, конечно же, нравственность на высоте.
маэстро: Исаева Людмила пишет: И вообще, Геннадия Кононова невольно хочется назвать Ван Гогом от Поэзии, Не всякую мазню можно назвать абстракцией. Беглая горожанка пишет: А Есенин - дебошир, пьяница, бабник, каких поискать... Далеко Кононову до Есенина, Пушкина и Высоцкого. Беглая горожанка пишет: Как у нас всё-таки любят грязное бельё чужое разглядывать, нюхать... Стихи Кононова мне грязное белье и напоминают. Но на вкус и цвет товарища нет. НРАВИТСЯ?! ЧИТАЙТЕ НА ЗДОРОВЬЕ!
440Гц: маэстро пишет: Далеко Кононову до Есенина, Пушкина и Высоцкого. Разве?!! А я думаю - он давно уже там... Геннадий Кононов включен в Антологию поэтов России 20 и 21 века... Как-то случилось так... И в вузах по его стихам защищают дипломы:"Россия в стихах Г.В.Кононова" "Метафорика стихов Геннадия Кононова", "Образность поэзии Г.Кононова" и др. темы... В школе, где он жил и преподавал, по краеведенью, в разделе "Поэты края" он изучаем... Да и, почитайте отзывы Валентина Курбатова! Или Вы не знаете кто такой?.. Живя в Псковской области - Валентина Яковлевича неприлично не знать. Живая легенда. Только я не могу понять, чего Вы добиваетесь? Дискредитации поэта Кононова? Вам это не под силу. Кононов - вне времени, и, давно уже, вне таких смешных оценок...
маэстро: 440Гц пишет: Только я не могу понять, чего Вы добиваетесь? Приношу извинения за резкие высказывания! Просто мне нравится творчество Ван Гога, Есенина, Пушкина и Высоцкого. И мне показалось не уместным сравнение. Больше дискредитировать Конова не буду.